Сериковой.
Идея очень не понравилась Элке. Но сказать об этом она не могла. Сказать это – означало признать женские прелести Юлианы Ульяновой, или как ее там...
– Ладно, – кивнула Беда. – Так действительно будет лучше. Тут вода, кондиционеры, ванная и туалеты. Продукты я привезу. Оставайся.
– Мою пещеру оккупировала обезьяна, – попытался я оправдать спонтанность своего решения.
– Янка нашлась? – обрадовалась Беда.
– А она терялась?
– Ее Ленька продал кому-то.
– Увы, значит, она сбежала. Теперь сидит в моей норе, на моем одеяле и жрет мои яблоки. Не могу ее видеть! Уж лучше я тут, с Веркой Сериковой...
– Ты же сказал что не «с»! Ну нет, одного я тебя здесь не оставлю! – завопила Беда и ткнула меня в бок кулаком. Я охнул и согнулся от боли. Элка заквохтала надо мной, заохала:
– Черт, я забыла, что у тебя сломаны ребра! И голова... Блин, у всех голова! Я чувствую просто свою ущербность с нестряхнутыми мозгами! Ну прости меня, что ли, ну извини, ну ...
– Элка, это правда наш дом? – Я с трудом разогнулся.
– Правда.
– Пойдем, выберем себе комнату.
– Пойдем! – Она потянула меня за руку, невесть откуда у нее появился фонарик, и мы побрели по огромному дому, заглядывая в комнаты, похожие на концертные залы. Ничего подходящего на первом этаже нам не попалось, мы пошли на второй. На правах знающей дом, Беда шла чуть впереди и тянула меня за рясу, как собачку на поводке.
– Дом с привидениями, – сказала Беда, когда мы поднялись.
– Ага, и главное привидение – это я! – Я развел руки и помахал ими как крыльями. Элка захохотала и легонько ударила меня по рукам.
– Смотри, вполне подходящая комнатенка! – сказала она, открывая первую дверь. – Гораздо меньше футбольного поля и с видом на море. Здесь вполне можно жить! Тут и пара диванчиков уже есть, и стол, и шторы, и шкаф! Как тебе?
– Пожалуй, лучшей пещеры мы не найдем, – согласился я и повалился на первый попавшийся мне на пути диван. Элка нашла выключатель и включила свет.
Комнатенка и впрямь оказалась вполне ничего – светлые стены, бежевая мягкая мебель, причем не из помпезной холодной кожи, а из уютного теплого велюра.
– Элка, я угнал твой «Харлей», – признался я, глядя, как она по-хозяйски обходит комнату.
– Я догадалась. Блин, неужели ты будешь тащить меня отсюда в августе в свой гадкий Сибирск?!
– Он такой же мой, как и твой, – напомнил я ей. – Почему твой мотоцикл торчал на стоянке?
– Как вчера поставила, так и торчал! Сегодня меня возил Сазон, ты разве забыл?!
– Почему ты мне врала по телефону про яйца?
– Мы что, обновляем эту комнату семейным скандалом?! Не могла же я тебе заявить, что похищаю Юлиану Ульянову!
– Откуда у тебя лимузин?
– Я арендую его для этой... Сериковой. В другую машину она не сядет. Просто обычно я заказывала «крокодила» с шофером, а сегодня отказалась от его услуг. Черт, я же должна вернуть машину на фирму! – Она сделала попытку выбежать из комнаты, но я схватил ее за руку.
– Сиди! Позвонишь и скажешь, что вернешь «крокодила» завтра. Я пойду, загоню «Харлей» на территорию дома. Он спрятан в кустах за рекламным щитом.
– Я сама!
Спорить с ней было бессмысленно. «Кухня, дети, постель» – формула не для Элки.
Она ушла, а я с наслаждением снял с себя рясу и растянулся на мягком диване. К своему стыду, я мгновенно уснул. Сквозь сон я слышал, как пришла Элка, как заворчала, что я занял все место и ей некуда лечь, что я грязный, вонючий, больной, ни на что не годный в сексуальном плане Бизон...
На следующий день я обнаружил, что эйфория от чудесного спасения и иллюзии свободы улетучилась без следа. Я вдруг понял, что из сложившейся ситуации выход только один – пойти в ментовку и рассказать, что на самом деле произошло. Я понял, что так будет лучше и для парней по фамилиям Чувилин и Селепухин, потому что только слаженная работа профессионалов их сможет спасти, а не наша с Бедой самодеятельность. Более того, только им под силу допросить Верку Серикову так, что она не посмеет утаить правду. Они там умеют давить. И находить болевые точки. А болевые точки есть даже у звезд, даже у таких сомнительных, как Юлиана Ульянова.
В конце концов, я должен признаться, что вместо меня погиб другой человек. Наверняка, он числится пропавшим без вести.
Утром, когда я проснулся, Беды уже не было. Ряса тоже исчезла, вместо нее на стуле висели рубашка и джинсы. На столе я обнаружил типичный набор продуктов для больных – фрукты и соки. Когда среди всей этой дребедени я обнаружил огромную копченую курицу в фольге, еще горячую, радости моей не было предела. Я не принадлежу к людям, которые считают, что мясо вредно. Я считаю, что оно очень даже полезно. Всякая мура типа персиков, яблок, помидор и петрушки у меня даже слюноотделения не вызывает. За пять минут я расправился с курицей, но даже сытый мозг выдавал мне только одно решение – пойти к майору Барсуку и рассказать ему, что случилось.
Почему-то сдаться мне хотелась именно Барсуку, наверное, между нами уже возникли пресловутые отношения мучителя и его жертвы. Мне хотелось придти и заглянуть в его честные партийные глаза. Ведь теперь, после случая с Юлианой точно известно, что...
Стоп.
Ничего теперь не известно! Ведь если я жив, значит и Юлиану мог по башке тюкнуть!
Нет, Элка права (и почему только Элка всегда права?), нужно выследить молоточника, собрать доказательства, и только потом сдаваться. А пока... пока я для всех в бессознательном состоянии лежу в пещере, в которую меня отволок какой-то мальчишка. Я не виновен в этом побеге – так получилось.
Мне захотелось умыться и принять душ, но я понятия не имел, где здесь ванная.
Натянув джинсы, я пошел слоняться по дому. При дневном свете он выглядел еще более глупым и бессмысленным из-за своих гигантских размеров. Для того, чтобы мыть такие пенаты, понадобиться содержать штат прислуги больший, чем в Центральной гостинице. Я запутался в количестве комнат на втором этаже – почти все они были еще не обставлены, – но ни ванны, ни туалета так и не нашел.
Я поднялся на третий. И почти сразу наткнулся на гламурного вида розовую дверь, которая могла вести в ванную, и только в ванную. Дверь была чуть приоткрыта и я толкнул ее.
И сразу же пожалел. Я совершенно забыл, что в этом Дворце съездов скрывается еще и звезда мирового масштаба Юлиана Ульянова, а по простому, Верка Серикова – «шило», «перфоратор», «атомная боеголовка».
На роскошном розовом унитазе, в роскошном розовом пеньюаре сидела эта самая Верка и курила длинную сигарету. Как водится в этом доме, помещение было огромным, тут были и ванна, и унитаз, и душевая кабина, и какие-то столики, шкафчики, диванчики и то, что, кажется, зовется биде. В общем, никакого уюта – сплошной монументализм. Как это Верке удалось так по-семейному устроится на унитазе – я только диву дался.
– Ой! Извините, – сказал я и хотел было захлопнуть дверь, но ее почему-то заело – ни туда, ни сюда.
Верка по идее должна была завизжать, но она продолжала курить и рассматривать меня так, будто это я на унитазе сидел.
– Да извините же! – я снова подергал дверь, пытаясь ее закрыть. Оставлять даму верхом на горшке с незапертой дверью мне было как-то неловко.
– Я специально дверь приоткрытой держала, – сказала вдруг Верка. – Там какая-то автоматика, вам нужно зайти сюда и тогда дверь автоматически за вами закроется.
