лежали две потрепанные бумажки.
Глава 25
Ее замысел имел все шансы осуществиться, но Леночке не повезло: что бы ей отправиться на свидание с Полундрой получасом позже, дождавшись возвращения отца на дачу? Потихоньку, не привлекая внимания. Теперь же их встреча на единственном проселке, ведущем от генеральской дачи к РЛС, становилась неизбежной.
Опять же, когда прямо перед «Хондой» притормозил генеральский «уазик», блокируя мотороллеру проезд, Леночка могла воспользоваться большей маневренностью своей коняшки, обойти отцовскую машину по обочине дороги, а там – лови ее! Но она этого не сделала, остановила «Хонду», слезла с седла.
– Ты куда это собралась? – с удивлением, но пока вполне спокойно поинтересовался Берсентьев. – По этой дороге дальше только РЛС, больше там нету ничего. Уж, хе-хе-хе, не к красавцу ли морячку на свиданку?
Это он так добродушно пошутил, не подозревая, что случайно попал в десятку. Без того возбужденную девушку, нервы которой вибрировали перетянутыми струнами, отцовские слова и иронический смешок буквально взорвали. В чем, в чем, а в этом дочка уродилась в папу: голубиной кротостью не отличалась и заводилась с полоборота. Ей бы смолчать, а еще лучше перевести разговор в шуточное русло, соврать что-нибудь... Но нет.
– Да, вот к нему и собралась! – буквально выкрикнула она. – А что? Не нравится это тебе, да?! Я знаю, почему не нравится!
– Ты что, белены объелась?! Как с отцом разговариваешь? – Берсентьев косолапо вылез из машины, подошел к дочери. – Не хера тебе там делать, нашла себе компанию, взрослого, понимаешь, мужика! Никуда ты не поедешь. Немедля разворачивайся, и домой.
– Ни за что! Я его люблю! Я не позволю тебе навредить Полундре!
– Чего-о?! Я тебе сейчас такое «люблю» устрою... Я вот сниму с тебя джинсы, отхожу лозиной по жопе, чтобы неделю сидеть не смогла, ты враз усвоишь, какая такая любовь бывает... – Но тут до взъяренного генерала дошел смысл последней дочуркиной фразы. – Что значит «навредить», холера б меня побрала, что ты еще за ересь городишь?!
Даже в этот момент могла еще Леночка спасти ситуацию, выкрутиться, уйти от ответа, запудрить папаше не особо умные мозги. Но горячая молодая кровь уже ударила ей в голову. Гнев, как известно, плохой советчик. Леночка совершила решающую ошибку, раскрылась окончательно.
– Я знаю, ты хочешь его использовать в каком-то грязном деле, – она рванула клапан джинсовки и торжествующе выхватила две бумажки, вытащенные из отцовского стола. – Вот! И разговор с этим китайским мерзавцем я слышала. Но я...
Что именно, девушка договорить не успела. Пребывавший пару секунд в полном оцепенении от увиденного и услышанного, Геннадий Феоктистович вдруг резко опомнился. Одним движением он вырвал из руки дочери злосчастные документы, лишь уголок порвавшейся накладной остался в ее пальцах. Затем генерал крепко ухватил дочь за запястье. Теперь никуда не денется!
– А ну, отъедь-ка подальше, – приказал он шоферу «уазика». – Нам тут надо того... По-родственному поговорить, одним.
И повернулся к Леночке уже не побагровевшим, как обычно, а побледневшим, искаженным от гнева лицом.
– Ты что же это, паршивка, шпионишь за отцом родным? В стол мой забралась, документы выкрала? Да как ты, дрянь этакая, посмела!
Из глаз девушки брызнули злые слезы. Она поняла, что сама своей горячностью испортила дело, сорвала собственный план. Ну, так теперь терять нечего, она ему не таясь, в лицо выскажет все.
– Думаешь, тебе всегда все с рук сходить будет?! – всхлипывая от нестерпимой обиды, выкрикнула Леночка. – А вот нетушки! Ты же по уши в махинациях, ты же жулик, как твой китаец гадкий, ничуть не лучше. Но я молчать не буду, ты мне рот не заткнешь. Я всем расскажу. Раз так, раз ты на Сережу... Я тебя выведу на чистую воду!
Вот тут-то Геннадия Феоктистовича Берсентьева чуть натуральный кондрашка не хватил: угроза вырисовывалась нешуточная. И от кого? От родной доченьки, которая в эти секунды вдруг до оторопи стала похожа на мать, его супругу. Начнет болтать, дуреха, дойдет ее болтовня до кого не надо, и... Что же делать? Одно совершенно ясно: оставлять ее сейчас без строжайшего контроля никак нельзя. Надо взбалмошную девчонку каким-то образом изолировать. Каким? Да самым простым: устроить ей домашний арест на даче, благо возможности имеются.
Грубо запихнув рыдающую Леночку на заднее сиденье своего «уазика», генерал отрывисто буркнул сержантику за рулем:
– Чего уставился, как папуас на паровоз? Тут дела семейные. Гони в темпе на дачу, а потом за ее игрушкой вернешься.
Приехав на дачу, генерал взялся за дело с военной решительностью. Он буквально втащил все еще всхлипывающую Леночку на третий этаж особняка, втолкнул ее в угловую комнатушку, предназначенную для генеральских гостей и сейчас пустующую.
– Будешь сидеть здесь, и чтоб не рыпалась, а то вообще в подвале окажешься. А я подумаю, как с тобой поступить, чтобы ты отца не позорила своим поведением. Отошлю-ка я тебя на месяцок, до вступительных экзаменов в Улан-Удэ, к материной сестрице.
Там у тебя дурь из башки быстро вылетит, – сказал Берсентьев дочери, захлопывая дверь импровизированной гауптвахты.
Леночка молчала, забравшись на узкую кушетку и отвернувшись к стенке.
Геннадий Феоктистович повернул в двери ключ и спустился в сад. Теперь ему был нужен караульный, чтобы уж по всем правилам.
На глаза Берсентьеву попался молоденький солдатик-срочник с лопатой. Это был тот самый паренек, которого мадам Берсентьева попотчевала «любимой розой» по физиономии. Сейчас он вновь занимался садоводством: рыхлил землю под раскидистой амурской грушей.
– Эй, ты! Подойди-ка сюда, – окликнул паренька генерал. – Вот что: в часть ты сегодня не возвращаешься. Отнеси лопату в сарай, умойся, а потом поднимайся на третий этаж, только стул из холла прихвати. Там дойдешь до конца коридора, направо. И будешь охранять комнату угловую. У меня дочка провинилась, я ее запер в наказание. Вот тебе ключ, если попросит чего, ну поесть там, водички, книжку какую, то дай, но саму выпускать не вздумай. В туалет? Гм-м... Не под конвоем же тебе ее водить! Вот как решим: когда будешь на пост заступать, передашь ей ведро. До завтра перебьется. Сама виновата. Все понял?
Солдатик растерянно кивнул. Ничего он не понял, но приказы генерала не обсуждаются. Парнишка вспомнил Леночку, которая всегда была так добра к ним... Жалко девушку, чем же это она так грозному папаше насолила? Ну да его дело телячье, приказал генерал охранять, значит, будем охранять. Может, пожрать чего дадут на ужин.
Как уже было замечено, тихим голосом Берсентьев не отличался. И сейчас надрывался он, как ледокол в тумане, так что в холле первого этажа, где в эти минуты пила кофе только что вернувшаяся на дачу с деловой встречи Виктория Владимировна, его странноватый приказ можно было отлично услышать.
Мадам Берсентьева неприятно удивилась. Происходило что-то непонятное, а непонятного в своем доме генеральша не терпела. Это что еще за идиотская самодеятельность дорогого муженька? Сначала поволок куда-то, как оглашенный, Елену, теперь это дикое распоряжение про охрану... Совсем, что ли, башню снесло? Пора вмешаться.
– Милый, зайди-ка сюда. Нам нужно поговорить.
Окинув отдувающегося, потного, багроволицего генерала презрительным взглядом, мадам поинтересовалась самым ледяным тоном:
– Ты, дорогой, окончательно умом рехнулся? Чего ты к дочери прицепился?
Еще не отошедший от гневного возбуждения Геннадий Феоктистович избрал совершенно неверную тактику разговора.
– К дочери, понимаешь! Хороша дочь, нечего сказать, – не родная кровь, а змея подколодная. Вырастили Павлика Морозова на свою голову, – начал он свою гневную филиппику. – Твое воспитание! И
