– Молодец! Молодец! Молодец!
Затем он взял ослабевшую потную руку плясуна и вложил в нее часы.
– Носи, брат, на здоровье!
– Ура! – крикнул сияющий от счастья Аким, и столпившиеся у террасы мужики дружно закричали «ура».
Татьяна вдруг подошла к Стеньке и, произнеся: «Спасибо вам», поцеловала его в пылающую румянцем щеку.
Крестьяне закричали громче, парень же, зардевшись еще сильней, потупил глаза.
– Теперь ты веришь? – спросил Роман у Татьяны.
– Верю! – радостно ответила она.
Часы на террасе пробили восемь. Как ни был дядюшка захвачен чествованием Стеньки, он тут же отреагировал на перезвон.
– Так, так! Отлично! Никита! Никита!
Стоящий неподалеку Никита шагнул к нему, почтительно улыбаясь.
– Как наше чудо-юдо?
– Все готово! – кивнул головой Никита.
– Ну, а коль все готово – полный вперед, братец!
Никита вместе с парнями в кумачовых рубахах скрылся в двери. Туда же быстро проследовали и девки в сарафанах.
– Отдыхайте, друзья! – крикнул Антон Петрович крестьянам. – Закусите, выпейте – словом, не скучайте!
Крестьяне, отхлынув от террасы, потянулись к столам со снедью. Но вдруг в их толпе прорезались два голоса.
Один из них принадлежал Акиму, другой – Марею.
– Я тебя не слушаю, мне чихать на вас, волки драныя! – злобно трясясь, кричал Марей.
– Ты тутова не хозяин, не кипятися! – победоносно скаля зубы, махал на него Аким. – Профурыкались – так и сиди молчком, верста пошехонская!
– Ах ты, бес чернявый! – затрясся сильней Марей, надвигаясь на Акима. – Да я тибе рожу пробью!
– Кишка тонка! Сам сперва в салазки огребешь, козел сипатый!
– Ах, ты… – выдохнул Марей и, взмахнув костлявым кулаком, бросился на Акима.
– Бей Пантелеевских! – раздался в толпе визгливый крик.
– Бей Сухоруких! – закричали рядом.
Послышались крики, брань, замелькали кулаки, завизжали бабы, и через мгновенье разделившиеся мужики отчаянно дрались между собой. На террасе все замерли в замешательстве, а потом – зашумели, закричали:
– О Господи, Царица Небесная!
– Они же поубивают друг друга, остановите их!
– Петя, Петя, разними их!
– Quel malheur!
– Боже мой!
– Ну-ка, прекратите, дураки!
Но никакие крики и призывы не могли остановить коллективной драки, в мгновенье ока охватившей толпу.
Татьяна прижалась к Роману и смотрела на драку. По ее взгляду Роман понял, что она видит это зрелище впервые. Он взял ее лицо в свои ладони и, повернув к себе, сказал.
– Не бойся этого!
Мгновенье она молча смотрела ему в глаза, потом произнесла:
– Я не боюсь.
А вокруг все кричали, возмущались и охали, требуя прекратить драку.
И вдруг где-то наверху дома грохнул ружейный выстрел, за ним другой. Теснящиеся у столов бабы завизжали, толпа как-то сразу замерла и поворотилась к дому. Наверху послышался лязг перезаряжаемого ружья и вслед за ним – голос Антона Петровича:
– А ну-ка по бунтовщикам и смутьянам…
За этими словами наступила зловещая тишина.
Толпа дрогнула, стала отползать от дома, бабы, торопливо крестясь, пятились, обходя сдвинутые столы. Грохнул оглушительный третий выстрел. Бабы с визгом бросились врассыпную.
Толпа побежала, теряя фуражки и картузы.
