продолжалась, наверное, не более двух секунд, однако она показалась мне вечностью. Я стал медленно поднимать ружье, но стоявший рядом Мусука попридержал его. Лев, как при замедленной съемке, не спеша повернулся и, постоянно озираясь, пошел прочь. Только отойдя подальше, слегка припадая, пустился рысцой, пока не скрылся за деревьями...
...Вдалеке показались круглые макушки хижин, и Пири объявил, что это та самая деревня. На опушке леса стояли молодые женщины и встревоженно смотрели в нашу сторону.
— Постойте-ка здесь,— сказал Мусука,— я пойду разузнаю.
Скоро он позвал нас. Как и все африканцы, впервые встретившие белых, женщины со страхом смотрели на нас и, казалось, готовы были сорваться с места. Мусука успокоил их и, повернувшись к нам, сказал по- английски:
— Женщины говорят, что здесь живет одна девушка, которая недавно вернулась из Монгу, только зовут ее не Моника, а Монеко. Она ждет ребенка от белого, но никто ей не верит. Женщины считают, что она просто хвастает...
Мы с Аликом переглянулись. Похоже, мы были у цели.
Одна из женщин согласилась проводить нас. Но молва была быстрее. Не успели мы подойти к деревне, как увидели бегущую нам навстречу совсем еще молоденькую девушку в светлом платье. Не доходя одного шага, она бросилась на землю и обхватила руками ноги Алика:
— Простите, простите меня, мистер Алибей!..
Алик взял ее за руки, заставил встать, и мы увидели хорошенькое лицо девушки, залитое слезами. Она подняла на него глаза, светившиеся радостью и страхом.
— Успокойся, Моника, успокойся.
Только скажи, зачем ты это сделала?
— Ах, Алибей Касымович,— Моника говорила по-английски, но его имя произнесла совсем по-русски,— я виновата, можете вы простить меня?
— Ну, конечно же, я прощаю тебя. Только зачем ты это сделала?
Моника потупилась. Теперь, когда она немного успокоилась, было хорошо видно, что платье на ее животе заметно поднималось...
— И кто же настоящий отец ребенка? — спросил Мусука.
— Доктор Жан...— прошептала девушка.— Это он научил меня, Алибей Касымович... Жан знал, как я к вам отношусь...
— Но для чего же?
— Чтобы вы взяли меня в жены,— пролепетала она.— Он говорил, что все русские боятся начальства и всегда женятся...
— Это невозможно. У меня есть жена.
— Я думала, что смогу стать вам хорошей второй женой... Ведь я давно уже не люблю Жана...
— Все-таки так поступать не следовало.
— Да...— чуть слышно произнесла она. И, с мольбой подняв глаза на Алика, сказала: — Потом, когда все стали удивляться, я поняла, что натворила. Я была в отчаянии. Бросила все и убежала... Я шла домой совсем одна, ночевала в лесу, думала, что звери съедят меня, но они не тронули... Ах, простите меня.
Алик, как мог, успокоил девушку и велел ей идти домой.
— Кто этот Жан? — спросил я.
— Один француз... Тоже работал в больнице по контракту. Недавно уехал домой...
...Машавана, вождь большой деревни, насчитывающей более ста хижин, был полный, сурового вида мужчина лет пятидесяти. Он принял нас на своем огромном, обнесенном высоким забором дворе и сообщил, что сегодня состоится праздник, на который мы с Аликом приглашены в качестве почетных гостей. А пока предложил пообедать.
Я поинтересовался, что за праздник предстоит в деревне. Повод был весьма торжественный: Машавана
