— А-а-а-а-а! — заорал он.
— А что? Такой жизнерадостный розовый цвет! — хихикнула Ира.
— Да вы! Вы! Ых… Это у вас шутки? — орал он.
— Да! — хором ответили мы.
— А вы! Вы что стоите на пороге, как бедные родственники! — заорал Андрейка. — Их успокаивать и ваша обязанность тоже!
Андрейка снова поехал на мыле, Капитошка сделал один шаг и вцепился в Иркину кровать.
— Паук! — крикнул вожатый. — А-а! — Капитошка отцепился от кровати, тут же поехал и вписался в шкаф. Жаль, там еще одной бутылки нет, а то бы она удачно упала ещё раз.
Дима стал осторожно ступать, ощупывая почву. Ира напела мотивчик, в которой хорошо вписывались плюхи.
— Да я тебя, — начал было Дима, и тут же потерял равновесие. — И что я тебе? Я тут как корова на льду!
— Скорее, как корова на мыле, — поправила Ира.
— Так тут еще и мыло! А я думал, только вода и линолеум, — прозрел Дима.
Андрейка пошел ва-банк и тут же чуть не снес мою кровать.
— Эй, оставь мой второй ярус при мне!
— Сейчас его вместе с тобой снесу!
— Ой, быстрее вместе с Подушкой, — посетовала я.
— И с подушкой тоже, и с одеялом, — до кучи добавил Андрейка.
— Ой, вряд ли, — хихикнул Одеяло.
Капитошка спешно учился кататься на мыле.
— Воу, у-у-у, ау! — подвывал он.
— Уже привидение появилось!
— Капитошка уже шею свернул и стал привидением!
— Капитош, иди сюда, расскажу себе секрет фирмы, — позвала я.
Он кое-как дополз-доехал.
— Пол грязный, лучше не падать, — тихо прошептала я.
— А? А! А-а-а-а! — Капитошка тут же растянулся на полу. — Ну зачем ты это сказала?
— Чтобы ты упал! Дим!
— Я сам ему скажу! — вызвался Капитошка.
Сказал, да так, что Дима шарахнулся в сторону и зацепился за дверцу шкафа. Та, конечно же, открылась. Без драматического скрипа обошлось, а вот содержимое ящика высыпалось моментально. Да что же их всех так тянет на шкаф, где подарочки к празднику? Обязательно вытряхнут именно их, как ни перепрятывай.
— Подуш, Одеял, надо в той комнате тоже напакостничать! — поскорее спровадили мы эстонцев, а сами рванули прятать подарочки, попутно проверив скользкость мыла и погрозив вожатым, так что они сами и виноваты остались.
— Пошел я умываться! — сказал Андрейка и вышел.
Только за ним закрылась дверь, как мы тут же сообщили:
— А мы его водоустойчивой и суперустойчивой косметикой накрасили! — сообщили мы.
— Ха-ха-ха.
— А нас обычной? — спросил Капитошка.
— Не-эт. Тебя, — я ткнула в Капитошку, — водоустойчивой, тебя — суперустойчивой.
— Ну хоть не тем и другим, — нашли хорошую сторону они.
— Можно нам что-нибудь для снятия этой… этого шедевра! — попросили они. Шпаклевкой и ужасом не назвали, так что можно смыть. Смывали долго.
— А с ногтей?
— Знаете, у нас и так дефицит этого средства!
— Какого?
— Для нашего лака нужно специальное средство для снятия ногтей.
— Да нам их не надо снимать!
— А что вы решили снимать? Пальцы? Это тоже можем устроить. Подуш! — позвала я.
— А?
— Не пакостничай там!
— А куда вы нас послали?
— Далеко!
— Можете уже возвращаться, в той комнате пакостничать не надо.
Эстонцы вернулись в растрепанных чувствах и непонятках.
— Никогда не поймут, — хихикнул Капитошка, следя за парнями.
— Знаешь, сколько мы Подушку от этого шкафчика отваживали! — в сердцах вскрикнула Ирка.
Вожатые задумались, припоминая, что там такое, переглянулись, вспомнив, и заржали.
— Во-во! Поэтому мы все в один шкафчик сложили, чтобы в других не нашли! — покивала Ира.
Эстонцы ступорились.
— Думай, думай, глядишь, что-нибудь надумаешь умное… через часок, — Ира погладила по голове Одеяло.
— Вряд ли, — хихикала я.
Мы расселись, кто-то из девчонок пошел стирать ногти, не желая тратить драгоценную жидкость на обучение. Эстонцы переглянулись и стали переговариваться на эстонском, видимо, обсуждая что же до них должно дойти умного через часок. Блин, опять по-эстонски! Ну что за свинство! Я подхватила подушку и со всего маху стукнула Подушку. Парень отстранился и боязливо на меня посмотрел.
— Я больше не буду, — сказал он.
Оделяло что-то возмущенно заговорил, обращаясь ко мне, и опять по-эстонски. Ну он вообще!
— А ты вообще молчать, мелочь пузатая! Нечего тут возникать! — прикрикнула на него я.
Одеяло оскорбился и выпрямился, показывая, что он не мелочь и тем более никак уж не пузатая.
— Ну когда на тумбочке сидишь, как раз мелочь! — поправилась я.
Тадыцк!
— Извини, отвлеклась, — это Ира поспешила отвесить заработанную затрещину.
Одеяло разом сгорбился, снова став пузатой мелочью.
— Тебя хоть бы подушкой, — пожаловался он Подушке.
— Ага, Подушку подушкой! — хихикала я.
Одеяло назло Ире стал снова распинаться по-эстонски, выговаривая каждую гласную, которых в эстонских словах мно-ого.
— Когда ты успел напиться? — спросила у него Ира с отвращением. Одеяло запнулся на полуслове и уставился на Иру.
— Га-а, — он набрал воздух.
— Что русский забыл?
— Ху-у… Га-а-а, — выдохнул и вдохнул Одеяло.
— Легкие разрабатываешь? — тишина. — Тужься, тужься!
— Тужься? — переспросил Одеяло. То ли он такого слова не знал, то ли оскорбился. Ира замахнулась расческой, Одеяло подхватился и рванул с тумбочки, не рассчитал, вписался в Подушку и схватился за мою ногу. Одеяло что-то залопотал по-эстонски, то ли жалуясь, то ли рассуждая, кто виноват и что предпринять.
— Одеяло, отпусти мою ногу, — попросила я. Ноль внимания. — Отпусти мою ногу и можешь дальше там лежать!
Одеяло отскочил на пионерское расстояние, покрываясь красными пятнами. Подушка тут же сложил руки на груди, но немедленно стал их перекладывать, постепенно тоже краснея.
— Что, проверяешь целостность? — спросила я у него.
Подушка набрал воздуха побольше и шумно выдохнул, вцепляясь себе в плечи.
