— Что? Нашел, где целостности нет? — поинтересовалась я. Ой, эстонцы!
Подушка тут же расцепил руки и положил на тумбочку.
— Что, тумбочка не цела? Одеяло, ты мне еще и тумбочку раздолбал, не только в ногу вцепился! — бесновалась я, еле сдерживая смех.
Одеяло пожестикулировал, но ничего не сказал.
— И вообще, чего ты мне в ногу вцепился? Думал Подушкина рука? — нападала я.
Он всплеснул руками тут же сложил их на груди точно так же, как до того Подушка. Семейная поза! Ира дико расхохоталась.
— Ну что поделать? Голубые…
Подушка с Одеяло посмотрели друг на друга, соображая, и тут же возмущенно подскочили на местах, рьяно мотая головами.
— Бедные, еще и отнекиваются, — посочувствовала Ира. Я еле сдерживала смех.
Подушка собрался с силами, повернулся ко мне и что-то стал доходчиво разъяснять… на эстонском. Ой как мне все понятно! Особенно то, что у него явно не все дома!
— Хех, Подуш, я не понимаю! — честно сказала, порываясь снова захохотать.
Подушка заткнулся, сел на место и постучал себе по голове.
— Этот хоть сам признается, — хихикнула Ира. Я захохотала громче. — Оль, ты чего? Это не то, что ты подумала!
Я захохотала еще громче. Подушка с Одеялом затравленно следили то за мной, то за Ирой. Я собралась в туалет, дабы спокойно проржаться, и даже спустилась вниз и успела сделать один шаг, как вдруг Одеялу приспичило куда-то бежать, причем срочно и быстро. Темно, скользко, Одеяло задел мою ногу и полетел на Подушку. В комнату зашел Андрейка.
— Что тут опять за шум?
Послышался шорох и возня на Яркиной кровати, куда упали оба эстонца.
— Да что тут такое? — Андрейка включил свет. Одеяло ругался на чем свет стоит и молотил по Подушке. О-о, сцена ревности. Долго Одеяло крепился, что Подушка ему изменял со мной, не выдержал, бедный, с кулаками набросился. Я хоть расческой кидала. Так вот о чем они спорили не так давно! Подушка окончательно разозлился, отшвырнул от себя Одеяло.
— Так вот зачем вам нужны эстонцы! — сделал совсем другой вывод Андрейка. Капитошка и Дима, которые сидели у нас, и рты открыли.
— Да отвали ты от меня, козел! — заорал Подушка.
Мы с Ирой тоже раскрыли рты, но Ира не выдержала первая и захохотала, сотрясая кровать. Я с непроницаемым лицом забралась к себе на кровать и там расхохоталась, кажется, сотрясался и первый ярус кровати.
— Я, пожалуй, пойду, — собрался Дима.
— Я тоже, — согласился Капитошка, боком, боком отступая к двери.
— Еще ногти не стерли! — напомнили мы.
— А, ничего…
Они, видно, побоялись, что мы и для них сейчас нечто подобное устроим. Ира, еле дыша, поднялась, утирая слезы.
— Я даже сесть не могу, — прошептала я. — Ик!
— Кукушка, кукушка сколько мне лет осталось? — спросила Ира.
Я честно старалась не икать, но все же несколько лет ей наикала.
Одеяло поднялся и встал, пошатываясь.
— Оль! — позвала Ира.
— Ща…
Я встала и пересела к ней.
— Ты же даже встать не могла!
— Я сесть не могла, но, как видишь, встала и даже к тебе пришла.
— Посмотри на Одеяло, — сказала она. Он все еще пошатывался.
— Ага, — хихикнула я.
— Это он после Подушки такой…
Мы расхохотались.
— И НЕЧЕГО ТАК РЖАТЬ! — заорал Подушка.
Одеяло еле дошел до тумбочки и сел там.
— Ну чего вы ржете, ушибся я, — грустно сказал Одеяло.
— Головой в детстве! — в один голос сказали мы с Ирой и снова покатились со смеху.
Одеяло с Подушкой стали переговариваться по-эстонски.
— О, спелись, — констатировала факт Ира.
— Ага, дуэт. Ми-ми-ми, — сказала я тонким голос Одеяла.
— Ды-ды-ды, — Ира изобразила Подушкин низкий голос.
Мы с ней стали увлеченно переговариваться на псевдоэстонском, подражая голосу Подушки и Одеяла. Они сначала тормозили, а потом включились в беседу. Подушка сделал ехидную морду и сказал что-то очень неумное, обращаясь к нам.
— Что, больше крыть нечем? — спросила Ира. Подушка завис. — Даже если и да, то что?
Подушка и рот раскрыл.
— Ира, ты на что согласилась? Даже если ты черно-розовая, то я беленькая! — открестилась, поняв, о чем говорил Подушка, и без перевода.
— Розовая? — переспросил Одеяло.
Подушка возвел глаза к потолку и стал что-то размеренно пояснять Одеялу. Видимо, отличие голубых от розовых. По-моему, это должны родители объяснять, когда рассказывают, чем отличаются мальчики от девочек. Ира схватилась за голову, Одеяло просветился. Видимо, Подушка хорошо объясняет.
— Ты не девочка, так что кулаки держи при себе, — сказала Ира. — То есть когти, — исправилась она, увидев непонимающее лицо Подушки.
Подушка и Одеяло подскочили на месте и собрались что-то нам поведать, загодя устрашив жутким подвыванием.
— Кровать будете сами чинить! — поскорее сказала я.
Одеяло успокоился тут же, а Подушка подскочил к нам и бурно жестикулируя, стал высказывать Ире, все что об ней думает, но, как всегда, на эстонском. Видимо, это была жесткая критика ее персоны, и понять ее она не должна была ни под каким предлогом.
— Сами мы не местные, пойдем подальше, — сказала я.
— Ну и иди дальше! — разозлился Подушка.
— Куда? — уточнила я.
— Дальше! — пояснил парень.
Я пожала плечами, встала и спустилась с кровати. Ира с ужасом взирала на Подушку.
— Не переживай, через часок поймет, что сказал не то, — сообщила я ей и ушла на первый этаж, зашла к мелким.
— Фух, Ольга, а мы думали — вожатый.
Я зашла в туалет, стала подниматься наверх, традиционно сломав ступеньку, перепугала мелких, но всё-таки поднялась. Тишина царила полная. Вспомнила, что я спускалась проверить, где техничка, спустилась еще раз, проверила — все в порядке. Снова поднялась, вожатых нет.
— Ну где она? Где она? В шкафу? Это она все устроила! — орал Андрейка в нашей комнате. Я осторожно заглянула в комнату. Ира изобразила мне рыцаря, я увидела Андрейку с черт знает чем на голове. Ой, мы же ставили на дверь ведро с мылом и водой, теперь оно свалилось на вожатых! Мыло теперь было на полу, как и ведро, а вода на Андрейке. Я вернулась в коридор. И чего это все на меня думают? Я такая невинная! Я зашла в вожатскую, нашла там шарики, конфисковала и прислушалась.
— Да где она? Куда вы ее дели?
— Мы ее никуда не девали! Она сама делась!
— Как это?
