Тропа бежала через лес. Воздух насыщен был винным запахом листьев, ароматами смородины и папоротников. Яркие полосы солнечных лучей, пробившись сквозь кровлю деревьев, рассеивали плотный сумрак, и тайга, пронизанная серебристым светом, казалась еще более величественной и строгой.
– Смотри, – остановился вдруг Олег. – Ветряки!
Помимо крутившихся лопастей двух ветряков я разглядела над деревьями столбы с проводами, а чуть дальше – три спутниковые антенны.
– Неплохо устроился дедок! – присвистнул Олег. – Все по высшему разряду.
– А что? Ветра здесь дуют круглый год, так что ветряки не простаивают.
Деревья расступились. Мы вышли на поляну и сразу увидели бревенчатую избу, окруженную забором из высоких заостренных кольев. Калитка в воротах была распахнута. Нас ждали, но почему Шихан до сих пор не показался? Что за фокусы?
Мы остановились возле ворот. Я заметила, как подобрался Олег. Глаза его сузились, и он снова напомнил мне хищника, готового к броску. Быстрым движением он проверил наличие патронов в магазине, щелкнул предохранителем.
– Здесь подожди! – бросил Олег через плечо и странным манером, почти прижимаясь спиной к створке калитки, проник во двор. Карабин он держал перед собой стволом вверх. Мне стало не по себе. Я увидела вдруг бойца, готового к схватке. И тогда я решительно шагнула следом, чтобы у Шихана не возникло желания устроить перестрелку.
Глазам открылась чертовски мирная картина: дворик, поросший мягким спорышом; новая банька, из трубы которой вился дымок; несколько березовых поленниц под навесом и десяток кур, безмятежно разгуливавших по двору под началом рыжего петуха. При виде нас он встрепенулся, вздернул голову и заголосил «кукареку», а я вспомнила: добрая примета, когда петух поет пополудни.
Олег махнул рукой от крыльца, и я быстро вбежала вслед за ним по ступенькам. Мы миновали просторную, с большими окнами веранду. И опять я подивилась обыденности обстановки: холодильник, кресло-качалка, небольшой столик, накрытый клетчатой скатертью, только в углу громоздились картонные коробки с иностранными надписями. Возможно, пустая упаковка или какое-то оборудование.
– Ай, молодцы! – раздался от порога знакомый голос. – Быстро управились!
Мы разом оглянулись. Я оторопела. Голос, несомненно, принадлежал Шихану, но вместо него перед раскрытой дверью стоял пожилой джентльмен в шикарном костюме с галстуком-бабочкой, аккуратно подстриженный и выбритый. Меня удивило и то, что верхняя часть лица у него сильно загорела, а нижняя смотрелась намного светлее, словно никогда не видела солнца.
– Проходите в дом! – сказал джентльмен.
Я очнулась. Ведь это Шихан! Собственной персоной! Без бороды!
Шихан усмехнулся, заметил, видно, мои вытаращенные глаза.
– Недурно вы устроились, Юрий Венедиктович, – сказал Олег, – только забрались к черту на выселки. Прячетесь все! Не надоело?
– Надоело! – развел руками Шихан. – Вот решил с внучкой напоследок побеседовать.
– Что значит напоследок? – Едва переступив порог, я остановилась как вкопанная. – В бега решил податься?
– Проходите, проходите!
Дед словно не расслышал вопроса и, миновав большую кухню, провел нас в просторную гостиную с французскими окнами, из которых открывался потрясающий вид на далекие горы.
Обстановка вывела меня из равновесия. Белые кожаные диваны, красный пушистый ковер на полу. В углу огромная пальма. Настоящая!
Даже не пальма меня сразила. На стенах висели фотографии в рамках. Много фотографий. Забыв обо всем, я направилась к ним. Вот знакомые: моя, на ней мне семнадцать лет. Сфотографировалась перед отъездом в институт. Бабушкина – в школе с учениками. А эту никогда не видела, но сразу догадалась: на ней молодые дед и бабушка, а крошечная девчушка на высоком стульчике – мама. На фотографии ей от силы два года. А рядом снимок тоже мне хорошо знаком. Подобный я видела у Петра Аркадьевича: мои родители на раскопках…
– Вот видишь, – Шихан развел руками, – так получилось. Не хотела бабушка, чтоб я тебе признался. Строго-настрого приказала. Не посмел я ослушаться. – Он тяжело вздохнул и опустился на диван.
Я поняла, что его бравада – напоказ, а он всего лишь старый, несчастный авантюрист. Почему-то мне не было его жалко. Если бабушка не простила, значит, он того заслуживал.
– Рассказывай, – приказала я и села в кресло. – Выкладывай начистоту!
– Может, перекусите сначала? – с надеждой спросил дед. – Чай, целый день не ели?
– Успеем! – отрезала я. – Не за обедами шли!
– Ну, смотри!
Шихан как будто съежился. Поник, плечи опустил. Скопившаяся обида поставила жалости прочный заслон. Я собралась с силами и приготовилась слушать. Что бы ни сказал сейчас этот старик, я выдержу, не проронив ни слезинки, чтобы он почувствовал наконец, как глубоко я его презираю!
Глава 26
…Каждое лето Юрко жил в селе под Киевом у бабушки. Первый клад нашел при помощи заклятого врага, бабушкиной свиньи Фроськи. Мальчишке вменялось в обязанность следить, чтобы Фроська не забредала в огород и не портила грядки, а хрюшка так и норовила прошмыгнуть именно к морковке и укропу.
В тот день Юрко зачитался в саду «Фрегатом «Паллада» и спохватился, только услышав раздраженный Фроськин визг. Свинья уже вскопала треть огорода, но наткнулась на что-то пятачком и поранилась. Свинопас в ужасе кинулся загонять животное в хлев, но в яме под ее рылом заметил что-то странное. Юрко принес лопату и продолжил начатые Фроськой раскопки. На свет божий явилась небольшая шкатулка с замком. У мальчишки перехватило дыхание. Клад!
Пока он счищал с находки комья глины, неожиданно подъехали родители. Решили навестить в воскресенье сына. Шкатулку раскрыли, увидели полуистлевшие документы, письма и сверток, в котором оказались несколько золотых перстней с драгоценными камнями, серьги и сто пятьдесят золотых николаевских червонцев. Родители и бабушка всю ночь совещались, а утром отец с матерью уехали в Киев, строго-настрого запретив Юрку рассказывать о находке. Бабушка не пустила внука вместе с друзьями на речку, зато рассказала, откуда взялась шкатулка.
В Гражданскую войну в доме Юриного прадеда, бабушкиного отца, прятался офицер армии Пилсудского. Когда в город входили красные, офицер ночью ушел и уже не вернулся. Должно быть, он и зарыл свои небольшие сокровища в огороде. Настроение у бабушки было мрачное: «Попомни мои слова, Юрко: клад всегда выкупа требует. Как бы теперь чего плохого не случилось».
Родители вскоре вернулись довольные. Они нашли в Киеве знающих людей и с выгодой распродали червонцы, выдав их за дедово наследство. Было это сразу после войны. Город лежал в развалинах. Люди ютились в коммунальных квартирах, в частных хибарах. Семья смогла купить в Киеве хороший дом с садом, о чем давно мечтала. Вот только бабушка умерла накануне переезда…
С той находки жизнь Юры круто изменилась. Он уже твердо знал, какое образование поможет в его будущем занятии. Юра решил, что станет кладоискателем. Родители эту идею сначала высмеяли, потом, видя Юрино упрямство, встревожились. Отец хотел, чтобы он стал математиком или физиком. Но как ни объяснял он, что клад дается судьбой раз в жизни, сын верить в это не желал. Запойный книгочей, Юра доказывал родителям, что главное – найти возможные места захоронения кладов, а их можно вычислить, если знать историю.
Уступив требованиям отца, Юрий поступил без особого труда на физический факультет Московского университета, но в то же время всерьез увлекся археологией. Каждое лето ездил на работу в археологические экспедиции. В Крыму и Причерноморье он сам убедился, какие сокровища надежно хранит земля. Ценность найденного измерялась головокружительными цифрами. Там же, в университете, Юрий нашел единомышленников и постепенно узнал все подпольные барахолки, где коллекционеры тайно пополняли свои собрания через кладоискателей.
Вскоре он понял, что клады можно найти в любом старом доме. Подвалы и чердаки жители охотно захламляют, но вот чистят и разбирают крайне редко. Там скапливаются настоящие археологические
