– Княже!
Александр Грозны Очи сидел на широкой лавке, блаженно вытянув руки – две сенные девки, слева и справа, аккуратно подстригали князюшке ногти и тихо напевали какую-то песню.
– В городе мне жить или на выселках… скажи ку-ку-шка, – послышалось вдруг Мише. Ну, конечно же – с похмелья, девушки пели другое – все то же ай-люли лю-ли…
– Княже! – Ратников низко поклонился.
– Ты почто здесь? – недовольно повернул голову Александр.
– Дозволь слово молвить!
Князь раздраженно махнул рукою:
– Говори, говори, коль уж пришел, та побыстрее, не видишь – песню слушаю!
– Там, в полоняниках, рыцарь… мой пленник… я его отпустил. За выкупом, а он…
– Что за рыцарь?
– Иоганн фон Оффенбах, мекленбуржец… сивый такой, молоденький.
– Все они там – сивые, – молвил Александр. – Так, говоришь, твой пленник? И снова взяли? Значит, было за что. Наверняка попытался освободить кого-нибудь из своих…
– Но он дал клятву!
– Тебе? – князь нехорошо усмехнулся. – А ты у нас кто? Князь? Боярин? Всего-то простой мечник… Все! Вон пошел!
– Княже!
– Я сказал – вон!
Михаил вышел как оплеванный и, стоя на крыльце, долго костерил Александра самыми гнусными словами – обиделся. Ишь, блин, тоже еще, шишка на ровном месте – «вон пошел»… Ладно, погоди…
Все одно – завтра в поход, в Дерпт, а там… Бог даст, и домой. Так что – терять-то особо нечего.
Опять же, был бы трезв – разве ж задело бы так отношение какого-то там немца? Ну плюнул, ну козлом посчитал – наверное, даже всех русских – и что? Эка невидаль!
И все же, все же…
Нехорошо себя Ратников чувствовал, прямо сказать, погано. Это выходит он человеку пообещал, а вышло… Ну, допустим, не виноват – в самом деле не князь, и не боярин… Так нечего было тогда и обещать, а раз уж обещал – так исполни!
Приняв решение, Миша вернулся на усадьбу – точнее, на постоялый двор – воеводы Домаша, и, спросив у хозяина перо и чернила, что-то быстренько написал на кусочке пергамента, после чего принялся наряжаться. Одел – для солидности – кольчужицу, только что до блеска начищенную Эгбертом, поверх нее – трофейную немецкую шубу с собольим воротником, накинул на плечи плащ алый, причесался…
Даже Максик присвистнул:
– Боярин! Как есть – боярин! И куда ж вы собрались-то, дядя Миша?
Ратников лишь рукой махнул:
– Ждите!
Как ни в чем не бывало Михаил зашел на княжий двор и, спросив, где содержатся знатные пленники, направился прямо к узилищу – курной избе на заднем дворе усадьбы.
У избы стоял молодой воин – страж.
– Ты, что ли, немцев стережешь? – подойдя ближе, лениво справился Ратников.
Стражник кивнул:
– Ну я.
– Вот! – Миша протянул только написанную самим же записку и запоздало справился:
– Читать-то умеешь?
– Да уж, господине, разберу… И-ога-н фон Офф… Уф… – стражник читал старательно, по слогам. – Лы-марь…
– Иоганн фон Оффенбах, рыцарь, – оглянувшись, быстро подсказал Михаил.
– Сам вижу, господине… Кы-назь… Александр Не…в …ский… Невский? Это кто ж такой-то?
Тьфу-ты, черт! Ратников про себя выругался – и надо же было так вот опростоволоситься – Невским-то Александра Грозны Очи когда еще прозовут? В лучшем случае лет через сто-двести, а то и вообще – при Иване Грозном!
– Это так князюшку нашего прозвали… – лилейным тоном пояснил Михаил. – За битву на Неве-реке… Не знал, что ли?
– Не знал, – стражник пожал плечами. – А что, была там битва?
– Да была… – Ратников только головой покачал – вот ведь, невежа, важнейших исторических вех не знает!
– Там еще князюшка наш Биргеру-ярлу копьем «возложи печать на челе»!
– Биргера-ярла – копьем? – парень неожиданно расхохотался. – Да ты что-то путаешь, боярин! Наш князь и ярл Биргер – в друзьях.
– Ну, в друзьях, так в друзьях, – Ратников нервно потеребил бородку. – Давай, выпускай рыцаря! Видишь, написано – «отпустить на поруки».
– На чьи поруки?
– Да на мои ж, Господи!
– А ты-то кто такой будешь?
– Князь Жорж Милославский, мать твою!
– Князь?!
– Ну, боярин…
В конце концов Ратников переспорил, уговорил – страж вывел таки крестоносца, вообще не удостоившего Ратникова взглядом. Гордый… Ну, вот и сидел бы… И вздернули бы тебя завтра… наверное…
– А цепи расковать? – недовольно буркнул Михаил.
Воин только руками всплеснул:
– Ну, это уж не моя забота. Мое дело – выпустить-посадить.
– А, – Ратников махнул рукой. – Ладно.
И, вконец обнаглев, повел пленника в кузницу.
Простились, кстати, славно – обнялись даже.
– Ну, ты уж это… больше не попадайся!
– Они не знают, кто такой сэр Майкл!
– А, вот оно в чем дело-то… Тогда ссылайся на боярина Ратникова.
Михаил сказал и подумал – а не один ли черт? Что тот, что другой – самозванцы.
Утром, едва рассвело, передовой отряд воеводы Домаша Твердиславича вырвался на рысях из Пскова, направляясь на север, к Дерпту – в земли Ливонского Ордена, точнее сказать – бывшего Ордена Меченосцев, с недавних пор именующегося Отделением Тевтонского Ордена в Ливонии.
Утро выдалось хмурым, промозглым, но снега не было, а ближе к обеду налетевший с Балтики ветер немного разнес облака, так, что проглянуло солнце. Сразу все повеселели, начались разговоры, песни… Лишь Домаш Твердиславич хмурился.
Вскоре остановились на привал, конные на этот раз не дожидались пеших – те, словно мотопехота, двигались следом за всадниками на санях, ни чуточки не отставая.
Опытный воевода Домаш, как и полагается, выслал вперед арьергард, однако окрыленные недавней победой воины вели себя довольно беспечно. Псков взяли! А тут – какой-то Дерпт, Юрьев – что там возиться-то? Шапками закидаем! Так считало большинство… и просчиталось.
Быстро перебив арьергард, немцы появились внезапно, нагрянули, взяли отряд в копья – а слева и справа – из покрытых снегом лесов – навалились кнехты.
– Рыцари! – выпрыгивая из саней, Ратников вытащил меч. – Макс, Эгберт… Сюда!
Весь «десяток» выстроился толково и быстро: воткнули в снег щиты, выставили рогатины – а ну-ка, враг, возьми, за рупь-за двадцать!
Вокруг слышался звон мечей, крики раненых, стоны и хрипы. Эта музыка битвы сейчас нисколько не возбуждала Ратникова, как бывало иногда раньше. Наоборот – вызывала раздражение… Черт их принес,
