С Эгбертом сегодня на торг ходили.
– Ну, ну? – нетерпеливо переспросил Михаил.
Подросток улыбнулся:
– Рижские купцы приехали! О том вам и хотел сказать.
– Приехали?! – дама Элеонора обрадованно всплеснула руками. – Ну, наконец-то!
Все же, красивое было на ней платье, обворожительно красивое с этакой небрежно подчеркнутой сексуальностью – небесно-голубое, с темно-синими и изумрудными вставками и тоненьким золоченым пояском. Граф Анри де Сен-Клер явно было рыцарем не из бедных… Кстати, он с раннего утра еще отправился прогуляться – тоже узнать про купцов и дороги. Что-то еще не вернулся…
– А мы как раз об Эгберте беседовали, Макс, – Михаил пригладил рукою волосы, растрепавшиеся порывом весеннего ветерка, пахнущего пряными травами, смолой и березовым соком. – Вот, хочу его к Лере определить. В хозяйство.
– Крепостным, что ли? – удивился Максим.
Лерка скривилась:
– Надо говорить – вилланом.
– Ах-ах-ах, какие мы теперь образованные! Ты с женихом-то своим как разговариваешь? По-немецки?
– По-французски, чучело! – фыркнула девчонка. – Я ж когда-то в гимназии с французским уклоном училась… Только все равно – у Анри говор свой, поначалу я вообще мало что понимала.
– Ну, конечно, – Ратников слабо кивнул. – Единый-то французский язык едва-едва к пятнадцатому веку сложится… да и потом в провинциях еще долго на диалектах говорить будут. А Эгберта мы не в крепостные – в мажордомы сплавим, это Лера над тобой так, прикалывается, как вы, молодежь, говорите.
Максим повеселел:
– Это другое дело! А то ведь Эгберт мне все-таки друг. Скучать по нему буду… и по тебе.
Подросток опустил голову – все ж таки, что ни говори, а нравилась ему Лерка, нравилась… еще там, раньше…
– Да, мажордомом – это хорошо.
– Ты хоть знаешь, что такое мажордом, чудо?
– Нет. Но, думаю, это значительно лучше, чем крепостной.
– Слушай… а где, кстати, Эгберт?
– Земляков на торгу встретил, зашли в корчму – поболтать. Наверное, не захочет он в мажордомы… Домой вернется. А может, с собой его взять?
– С собой? Ты сначала думай, а уж потом говори, Максюта. Где он будет жить? Что делать? А вдруг документы кто спросит?
Ратников покачал головой и тут же подумал о Марьюшке, Маше, любимой супружнице, которую не видел вот уже почти год… Как она там? Ну, вообще-то, с голоду не умрет – огород да охота, рыбалка – это все Маша умеет куда лучше наших, так называемых, «профессионалов». Черт… а вдруг… вдруг родит? Нет, не должна бы – месячные у нее были…
И Макс вдруг закручинился, поник головою, – и тоже, по такому же поводу, как вот, Ратников. Когда вот уже ясно было, что не сегодня-завтра домой, тогда и полезли в голову разные не очень-то веселые мысли, раньше-то просто некогда было грустить, не до того.
– Мама… Вот почти год уже, как… господи!!! – подросток вздохнул и, наверное, всхлипнул бы, если бы не сидевшая рядом Лерка.
А та вдруг ухмыльнулась и сплюнула:
– А вот меня там некому ждать! И дома у меня никакого не было… Сегодня у тетки, завтра – где придется… как бы так! Слава Богу, один человек в целом мире нашелся… которому я нужна!
И этот человек, которого – одного-единствен– ного! – и имела в виду сейчас юная дама Элеонора, вот как раз и появился!
Въехал на коне ворота, спешился, бросив поводья привратнику-слуге. Действительно, обаятельный парень… Миша прищурился… на Джонни Деппа чем-то похож… этак, слегонца.
Поклонившись Ратникову, сир Анри де Сен-Клер дружелюбно кивнул Максу и, взбежав на крыльцо, упал на одно колено:
– О, возлюбленная моя дама! Позор мне, позор – словно сиволапый мужик, оставил тебя скучать!
– Да я, в общем-то, и не скучала, милый!
Разговор шел на старонормандском… но о смысле его можно было легко догадаться и без перевода.
Влюбленные обнялись и тут же принялись целоваться с таким пылом, с такой недюжинной страстью, что бедолага Максик поспешно отвернулся и снова покраснел, хотя, уж казалось бы, куда больше? Нет, все ж таки он, несомненно, был немножко влюблен в Лерку… а может быть, даже и не немножко… и вот теперь от всей души завидовал графу Анри де Сен-Клеру. Еще б не завидовать, м-да-а-а…
– Сир! – оторвавшись наконец от чувственных губ возлюбленной, рыцарь поднялся на ноги и обратился к Ратникову. – Двое достойных всяческого уважения людей, которых я хорошо знаю и за которых готов поручиться собственной честью хотят встретиться с вами на Рижском дворе по весьма срочному и важному делу. – Граф вдруг улыбнулся. – И – очень приятному для вас, смею заверить!
– Дело? – нахмурился Михаил. – Что за дело? И что за люди?
– Завтра с утра они будут ждать вас на Рижском подворье. Один из них вас хорошо знает.
– Да кто же они?
– Я обещал никого не называть, – рыцарь развел руками. – Если хотите, мы с вами можем пойти туда вместе, сир.
– Благодарю вас, граф… Но, я полагаю, мы с моим оруженосцем вполне обойдемся и своими силами.
– Ну, как хотите, – пожав плечами, молодой граф снова повернулся к любимой. – Милая! В столь чудесный день будет хорошо прогуляться по лугу… по безлюдному лугу, с такой обворожительно мягкой травой, мягкими одуванчиками и сладким клевером.
– Так клевер вроде еще не распустился?
– И что с того? Твои уста, любимая, слаще всякого клевера!
С утра, в полном соответствии с переданной графом де Сен-Клером просьбой, Ратников, прихватив с собой Макса и Эгберта – для вящего антуража, негоже было знатному человеку шастать без экскорта, – и отправился на подворье рижских купцов.
Худого, с аскетичным лицом, священника – члена орденского капитула отца Гернольта – Михаил узнал сразу же, второй же – молодой рыжий монах – был незнаком. Оба сидели в корчме на подворье и пили пиво, сваренное бог весть по какому случаю.
Оставив своих спутников во дворе, Ратников подошел к столу и слегка поклонился:
– Это вы желали меня видеть, отец Гернольт?
– О, да.
Второй – рыжий – оказался переводчиком.
– Присаживайтесь к столу, герр… ммм… даже не знаю, как вас теперь и называть?
– Называйте – герр Михаил, – Ратников усмехнулся. – Не бойтесь здесь вот так, свободно.
– Ничуть, – священник развел руками. – Фюрст Александер разрешил построить в Плескау католический храм – я приехал именно по этому вопросу… ну и кое-что попутное. Рыцарь Иоганн фон Оффенбах шлет вам поклон и выкуп.
– Выкуп? – удивленно переспросил Миша. – Но ведь я ничего не требовал!
– Он знает, – тевтонец слегка улыбнулся. – Но считает, что должен. И просит не наносить бесчестье отказом.
Ратников только головой покачал – надо же: «не наносить бесчестье»!
Отец Гернольт, между тем, что-то негромко сказал рыжему, тот кивнул и, наклонившись, вытащил из- под стола небольшой мешочек и… меч в темно-голубых сафьяновых ножнах. Довольно длинный – где-то с метр, а то и чуть больше – с широким перекрестьем и золоченым навершием.
– Мастер Иоганн Зеен, Нюрнберг, – вытащив клинок, прочитал Михаил. – Доброе оружие!
