сказал ни слова.
И вот как-то раз в начале третьей недели мы остановились в маленькой пещерке. Поужинали. Леддин как обычно подождал, пока все сходили по своим делам за выступ, а после «задраил» вход в пещеру. Он всегда делал так перед сном, разбрызгивая из цилиндрика жидкий хрусталь с водой. Затвердевая серой шелестящей завесой, эта смесь превращалась до утра в тонкую, непроницаемую занавеску. К утру она всегда рассыпалась. Сам Дэвтарвернталь на этот раз остался снаружи. Пещерка оказалось крохотной — палатку не поставишь. Едва хватало места для четверых человек с одеялами и жаровни.
Среди ночи я внезапно проснулся оттого, что мне приспичило. Натянул куртку и отодвинул занавеску… Тёмно-синяя полоска, усыпанная звёздами, морозный воздух и мерцающий во тьме лёд… Дэв спал, закутавшись в чешуйчатый плащ и привалившись к склону ущелья. Я прокрался мимо него за выступ (не у входа же), и застыл… Прямо на меня уставились два больших круглых ничего не выражающих глаза. Потом кто-то зашипел, и глаза стали приближаться, а за ними постепенно вырисовывалось нечто бесформенное и омерзительное…
— ААААА!
Я рванул назад и едва не сбил с ног леддина.
— Там… Там! Там…
— Знаю, мыгры, — спокойно ответил он.
— Мыгры?
— Серые мыгры — обитатели ледяных ущелий, — он пожал плечами. — А ты думал! Тут полно всяких тварей. Днём они прячутся, а по ночам вылезают из нор. А иные и днём не дремлют.
— А как…
— Понятное дело, вы их не видите. Да они к нам и не приближаются. Боятся. Кинлит их отпугивает.
— Кто? Что…
— Кинлит, — он выпростал из-под рубашки тонкую цепочку с кулоном. И ярко-синий хрусталик в оправе из серебрянки озарил окрестные льды. Неподалёку заурчали, и серая тень метнулась прочь, сверкнув напоследок глазами.
— Видишь. Синий хрусталь отпугивает всякую жуть. А в серебрянке он наделён двойной силой. У каждого леддина такой. Мы без кинлитов не выходим из дома.
— Так значит, всё это время рядом с нами были эти…
— И эти, и другие.
Я едва не сел на лёд. Однако вскоре успокоился и даже сходил за выступ. Потом мы с Дэвом сидели на пороге пещеры и разговаривали.
Светало. По ледяным откосам расползались бесформенные тени. Это были мыгры.
— Мыгры по природе одиночки и менее опасны, чем гурфы. Гурфы — мелкие, но сбиваются в стаю и меняют цвет. Сольются с горой, и не разберёшь. Или снегоползы… Смотри! Там, наверху и внизу.
Я глянул туда, куда он показывал. По краю ущелья медленно двигалась снежная струйка, а ниже — шевелился сугроб. Брр…
— На ступенях Аддафа, в лиге отсюда, выпал снег, — объяснил Дэв. — Вот он и мигрирует туда, где снега больше. А по пути собирает всё живое. Знаешь, сколько на моей памяти одиноких путников так закончили. Не сосчитать.
— То есть, ты хочешь сказать, что без тебя и твоего кинлита… — я запнулся, — мы…
— Да, были бы обречены. В первую же ночь в ущелье к вам в пещеру нагрянула бы парочка таких мыгр, и даже косточек не осталось бы. А гурфы и среди дня не гнушаются.
— Жуть! И что, против них нет оружия?
— Почему? Есть, — Дэв показал мне кинжал из чёрного хрусталя. — Но даже он бессилен против рдасса — самого ужасающего монстра здешних пещер.
— А что поможет против этого самого р… рдасса?
— Легенды гласят, что есть такое оружие, и хранится оно где-то в глубине старых рудников.
Я задумался.
— Слушай. Тогда прятаться в пещерах тоже опасно. Вдруг этот рдасс нас там найдёт, замурует и съест.
— Он живёт в конкретной пещере — логове и никогда оттуда не выходит. Заманивает путников с помощью зова.
— А как зовёт-то? Плачет? Причитает? Голосит — «помогите»?
Дэв усмехнулся.
— Для каждого свой зов. Порой даже кимлит не спасает. Ну, что? Волосы на голове зашевелились?
— Хм…
— Сохрани наш разговор в тайне. Если твои друзья начнут бояться — они ослабят кинлит.
— Хорошо…
— Вам чё? Не спится? — из пещеры выглянула помятая физиономия Линка.
Через неделю пути Дэвтарвернталь объявил, что впереди на протяжении двадцати лиг не будет никаких пещер. Поэтому в первую же ночь мы разбили лагерь на льду посреди ущелья.
Спал я плохо. Видать с непривычки, сказывалось отсутствие пещерных стен. Там снаружи был враждебный мир полный невообразимых тварей. Я то и дело просыпался, а когда проваливался в сон, то почему-то слышал шум волн, шорохи, и завывания. И неспроста… Наутро разразилась буря. Даже Дэв перебрался внутрь.
Вокруг палатки свистело и завывало на разные голоса. Ураган швырял по ущелью снежную пыль и ледяную крошку. Полог пришлось закрепить, иначе его трепало так, что грозило оторвать. По льду носились снежные вихри и наружу мы выходили только привязанные верёвкой и по двое. Остальное время сидели у пышущей жаровни, сбившись в кучу вместе с одеялами и прижавшись друг к другу. А Дэв насмешливо наблюдал за нами. Ему — ледяному жителю и бури не страшны.
Однажды к завыванию ветра, треску ломающихся льдов и дальнему грохоту лавины примешались заунывные голоса. Они протяжно пели такую душераздирающую песню, что все зарыдали. А мне захотелось сорваться и бежать навстречу волшебным звукам…
Я очнулся от яркой синевы разлившейся по палатке. Дэв тряс перед нами амулетом. Убедившись, что мы пришли в себя, он вернулся на своё место у полога.
— Ледингарские сирены, — только и произнес он.
— И тут бабы, — пробурчал магистр. — Нигде от них покою.
Астра поджала губы и нахмурилась.
На третий день буря умчалась бушевать дальше. Завывания стихли, всё улеглось, и мы впервые за это время спокойно уснули, вдоволь намаявшись от страхов и неизвестности. Скажу честно, лично я боялся лавин, которые так красочно умел описывать Дэв. Но в ту ночь мне не снились тревожные сны. Я видел огромный луг, залитый светом, небо, солнце и…
Неожиданно проснулся и вытаращился в темень. Снаружи кто-то вздыхал… Нет… Вздохи доносились снизу. Словно кто-то огромный дышал под нами, ворочаясь во сне… Ну вот, и попали.
Я потряс Линка, но он только перевернулся на другой бок и засопел. Спал он на удивление крепко и даже не храпел во сне… Мне чудилось, что подо мной мерно качается волна, будто я лежал на водяном матраце… Была не была. Леддина в палатке не оказалось. Вероятно, сидит снаружи.
Прислушиваясь к страшным вздохам неведомого существа, я выбрался из палатки. Дэв не спал. Он тоже слушал.
— Интересно, что ему снится? — пробормотал он, увидев меня.
— Мы, в переваренном виде…
— Не каждому удаётся уловить дыхание Нун-фраат, когда оно ворочается в своей подводной берлоге.
Тоже мне, радость. Век бы не слышал…
В ту ночь я больше не заснул, прислушиваясь к шумным вздохам и сонным бормотаниям чудовища.
