вкалывающие на благо Эдема — это их сделали по образу и подобию нашему? Не жалко и раздавить в случае чего! Тебе стыдно об этом говорить?!
Мрачный Адам, поглощенный собственными мыслями, казалось, ее не замечал.
— Эта женщина — опасный враг, — тихо, но твердо сказал он. — Ее место — в Абаскуме.
— Что? — взвизгнула Ева, — так вот ты какой! Знаешь, тогда мое место тоже в Абаскуме, да, да. Среди невинных «оливковых», упрятанных в тюрьму женщин и девочек! Они еще надеются помочь нам выжить, а всем остальным наплевать на гибнущий мир! Лучше умереть с бунтовщиками, чем видеть, как мой муж боится лишиться власти и прячет в темницы тех, кто решается сказать ему правду!
Резко вскочив, Ева решительно направилась к выходу из амфитеатра. Люди, слышавшие ее нападки на президента, неловко молчали, опустив глаза. Адам, наскоро простившись с нами, побежал вдогонку за Евой. «Что с ней творится?» — думал он, — второй раз так срывается на людях. Просто кризис какой-то. Общаться с Мандрагорой я ей больше не позволю».
День клонился к вечеру и больше не казался таким лучезарно-прекрасным. Где-то вдалеке грохотало, как будто приближалась гроза, и люди в тревоге посматривали на небо, но там не было ни облачка. Ветряные заслоны обычно отгоняли тучи от городов, а если дождь все-таки шел, никто не покидал жилища. Кто знает, какие ветры и откуда принесли тучи. Глеб хмурился.
— Чего раскис? — дернул я его за рукав. Хотелось знать его впечатление от речи Огненной Карги.
— Странно…, — вздохнул он. — Звоню в Вегу, но ни Вадим, ни Илона не откликаются…
Ночное происшествие мигом всплыло в памяти. Я поморщился, представив, как парочка в наше отсутствие даром время не теряет. Помешаны друг на друге, про службу Эдему и не вспоминают.
— Утром мы с Илоной поругались, — продолжал Глеб, — накричал на нее, теперь жалею.
«Мало ей», — подумал я, а вслух спросил.
— Из-за чего поссорились?
Глеб пару секунд колебался. Но потом все-таки признался.
— Позавчера меня пытались подкупить роламбины. Им зачем-то понадобилась Римма, и они просили меня поговорить с президентом, чтобы он позволил забрать ее вместе с дочкой. Так что страхи Риммы не напрасны. Никак не возьму в толк, зачем им понадобились наши феи? В награду роламбины предлагали мне шкатулку с редчайшими драгоценностями. Не поверишь, на эти камни только глянешь, а рука уже сама тянется, чтобы взять их. Я не взял, конечно, еще и припугнул грушеносых, что доложу президенту об их происках, если не скажут, зачем им понадобилась Римма. А сегодня я увидел эту шкатулку у Илоны. Эти пройдохи решили воздействовать на меня через мою девушку. Она не удержалась. Сколько у нас с ней споров было! Уговариваю ее бороться с соблазнами, убеждаю, что все эти драгоценности, редкости, шикарные вещи — пережиток прошлого! И раньше интерес людей к обладанию бесполезными побрякушками искусственно разжигали, а теперь возрождать его просто преступно. А она ноль внимания на мои речи. Если схватится за красивую вещицу — готовый зомби. И твердит мне: «Это же антиквариат!» Я сказал ей, чтобы отдала шкатулку роламбинам, а она мне: «Никаких роламбинов не знаю, не смей моими вещами распоряжаться!» Не понимает, как инопланетяне все повернуть могут… Эй, да ты меня слушаешь? — Глеб заметил, что я как будто одеревенел и, не мигая, смотрю сквозь него. Он обернулся, на всякий случай, чтобы посмотреть, что же вывело меня из равновесия, но ничего не увидел.
— Ты что?
— Глеб… надо ехать немедленно… в Вегу, — с усилием вытолкнул я слова. И, сбиваясь, злясь на себя за благородное побуждение не расстраивать брата утром, я выдал ему всю правду. Шкатулка была у Вадима, значит, договаривался с роламбинами он, и ему Глеб доверил сторожить Римму и ребенка, чьей судьбой он так озабочен. Скорее всего, Вадим воспользуется отлучкой Глеба и выдаст Римму роламбинам. А Кастор, позволивший Глебу взять в помощники Вадима, может быть, в курсе дела. Я видел, как задергалась нижняя губа у Глеба, как побелели костяшки на сжатых кулаках — тяжело ему было узнать про двойное предательство близких людей. Можно было только гадать о том, что происходило в башне сейчас.
— Бежим! — приказал Глеб. До Гришкиного костра мы домчались быстрее ветра. Гришка, встревожено наблюдавший издалека, как мы скачем по пригоркам и ложбинам, спросил.
— Кто вас так напугал? Мандрагора?
— Как Вея? — просипел я, игнорируя вопрос.
— Еще спит, — невозмутимо ответил Гриша.
— Береги ее, — хриплым от бега голосом напутствовал я его. — Скажи, что я обязательно вернусь к ней!
Мы запрыгнули в ланс и взмыли в воздух. Возвращавшиеся из амфитеатра друзья-фееристы не могли взять в толк, с чего это мы сорвались с места как будто ужаленные.
У брата было окаменевшее лицо, я отвернулся и посмотрел в окно. Кровавый закат разливался над планетой, как страшное предупреждение о чем-то мрачном, подстать нашему настроению. Мы летели высоко и быстро. Я думал о пророчестве Мандрагоры. Что, если нам действительно остаются считанные дни? Возможно, роламбины прибыли к нам с единственной целью вывезти с умирающей планеты как можно больше фей. На Роламбе они устроят им жизнь в чести и довольстве, потому что даже грушевые носы понимают, что бесценные дары фей помогут их планете протянуть подольше. А мы загоняем их в тюрьмы и делаем вид, что их просто не существует. Что если феи — наша последняя надежда? Я не хочу, чтобы мир погиб. Мандрагора назвала нас пришельцами и изгнанниками Космоса — об этом было неприятно вспоминать. Да, еще сегодня я мечтал о полетах к другим звездам, но, если мой мир в опасности, я останусь здесь, и буду бороться за то, чтобы жизнь продолжалась.
Глава 12
Никто не тронет Римму Гром
Я никогда не видел такой грозы. Бесформенный мрак медленно и неотвратимо наползал на Вегу. Тучи казались косматыми чудовищами, которые хотели задушить белый город. Я невольно вспомнил о нирритах. Беспрерывно вспыхивающие молнии слепили глаза, а могучие раскаты грома вгоняли душу в пятки. О, я бы предпочел наблюдать за взбунтовавшейся стихией дома, из окна. В мечущейся под тугими струями дождя леталке было страшно, и я взывал к своему Хранителю, умолял обратить на нас внимание и помочь. Непонятно, как Глеб умудрялся ориентироваться в таком хаосе?
— Что за ерунда?! — возмущался он. — Как они могли допустить грозу в Веге?
Из-за грохота мы не сразу услышали радиосигнал. Невнятный, булькающий голос, похоже, приказывал нам снижаться: из-за грозы в городе запретили полеты. Глеб вышел на связь и сообщил, что не может посадить ланс. Голос захлебнулся от возмущения. Брат задал координаты башни компьютеру, и на мониторе отобразилась линия оптимального маршрута, которого нам следовало держаться. Однако внизу не успокоились, три ланса, заметных даже в такую грозу из-за ярких прожекторов, взяли нас в кольцо и, видимо надеялись посадить на дорогу. Но Глеб был слишком взбешен, чтобы слушаться патрульных, он стремился к цели, и я почувствовал, что наш маленький кораблик набирает высоту. Очень скоро плотные сизые тучи оказались под нами, а конвоиры отстали. Я молчал и с тоской думал, что обычные лансы не приспособлены к полетам на такой высоте. Стекла заиндевели, и стало слышно, как работает двигатель. Глеб сосредоточенно мчался над разрывающей небо грозой.
— Вся эта вода скапливается внизу, — соизволил он объяснить свой поступок. — Если мы сядем далеко от башни, то нам до нее не добраться.
«Если мы все-таки долетим, — мечтал я, — будет весело вспоминать о своем страхе». Стрелка на дисплее уверяла, что мы у цели.
— Ну, с Богом! — хищно улыбнулся Глеб. — Держись милая! — обратился он к послушной машине, а может и не к ней. И леталка принялась вычерчивать спирали, вираж за виражом, спускаясь все ниже и ниже. Я больше не боялся, как будто утратил чувство реальности, голова стала легкой как облако. Надо научиться летать так же как Глеб!
Машина не подвела: мы сели в лужу на дороге прямо у входа в башню. У первых ворот сгрудились
