чуточку неприятно.
Короче, дел действительно хватало, и все же мне было немного досадно, что меня так бесцеремонно выдворили в самый интересный момент разговора. Анн-Мари испытывала те же самые чувства, но тщательно скрывала их под маской безразличия - сказывалась 'эсбэшная' выучка.
Впрочем, скоро я позабыла о своей досаде, занятая приятными для себя хлопотами. В канцелярии меня обслужили по первому разряду, словно я была по меньшей мере командором, а то и капитаном. Определенно, на сотрудников произвело сильное впечатление, что чин мичмана присвоил мне сам Верховный Главнокомандующий, поэтому обошлись со мной весьма и весьма предупредительно, вся бюрократическая канитель была сведена к минимуму, и в течение получаса я получила на руки офицерское удостоверение, табельный пистолет-парализатор, служебную кредитку, копию приказа о моем переводе в ОСО, комплект знаков различия и именных планок для всех видов обмундирования, а также направление в хозяйственную часть, где меня должны были обеспечить оным обмундированием.
К тому времени Анн-Мари уже успела сбегать в расположение галлийского Генштаба за приказом о своем переводе, и в хозчасть мы пошли вместе. Там с меня сняли все мерки и вскоре вывалили передо мной целую гору новенькой, упакованной в пластиковые пакеты одежды. С немалым трудом преодолев искушение облачиться в парадный мундир, я в конечном итоге остановила свой выбор на повседневной рабочей форме - брюках и рубашке цвета хаки. Переодевшись, я прицепила к поясу кобуру с парализатором, вдела в петлицы воротника мичманские значки и укрепила с правой стороны груди именную планку. Все остальные вещи, включая мою прежнюю курсантскую форму, я сложила в небольшой контейнер, собираясь оставить его на хранение, пока не устроюсь на месте своей службы.
- Нет, не так, - остановила меня Анн-Мари. - Ты еще не поняла, куда мы попали.
Она переложила контейнер на платформу для доставки грузов и произнесла в микрофон:
- ОСО, жилой отсек младшего комсостава, каюта мичмана Леблан.
Я ожидала, что компьютер, запросив сведения в станционной базе данных, выдаст сообщение об ошибке, но ничего подобного не произошло. Подхваченный гравитационным полем, контейнер послушно нырнул в люк грузовой шахты и исчез, а на экране дисплея высветился текст: 'Отправлено по назначению'.
- Вот видишь, - сказала Анн-Мари. - Здесь все делается оперативно, без проволочек. Мы еще не успели представиться начальству, а нам уже выделили жилье. Ну ладно, пошли. Будем представляться.
Мы направились по хитросплетениям коридоров к сектору, где располагался Отдел специальных операций. По пути нам то и дело встречались офицеры, сержанты и рядовые - главным образом галлийцы и земляне, но нередко также попадались барнардцы, славонцы и замбезийцы, а временами - военнослужащие других человеческих миров. В большинстве своем они были младше Анн-Мари по званию, поэтому приветствовали нас первыми. Я отвечала им в зависимости от их ранга - именно так, как было принято в земном флоте.
Анн-Мари искоса поглядывала в мою сторону и слегка улыбалась. Наконец она произнесла:
- Знаешь, Рашель, ты удивляешь меня.
- Чем? - спросила я.
- Прежде всего выбором формы. Я была уверена, что ты наденешь парадный мундир или, по крайней мере, выходной.
- Я так и собиралась сделать, - честно ответила я. - Но потом передумала.
- Почему?
- Ну, я представила себе, как иду рядом с вами в новеньком белом кителе, со сверкающими нашивками на погонах, а встречные снисходительно думают: 'Во как вырядилась девчонка! Небось сегодня впервые напялила офицерский мундир'.
Улыбка моей спутницы сделалась шире:
- А так ты выглядишь бывалым солдатом, который со дня на день ожидает повышения в чине.
Я промолчала, так как не поняла - всерьез она говорит или шутит. Анн-Мари между тем продолжала:
- Да, сразу видно, что ты одержима военной карьерой. Многие другие восприняли бы твой энтузиазм за обычную девическую экзальтированность, но только не я. Потому что вижу в тебе родственную душу. Сама я в твои годы была точно такой же. Для меня стало настоящей трагедией, когда после школы я провалила вступительные экзамены в военную академию.
- О-о... - сочувственно протянула я. - А что было потом?
- Тогда я пошла в университет, училась по специальности 'сетевые коммуникации', баловалась хакерством. Именно баловалась, на любительском уровне - не хотела гробить себе мозги вживлением имплантанта, довольствовалась ментошлемом. И тем не менее в конце третьего курса мне удалось выйти на тщательно законспирированную группу агентов-пятидесятников, которых проворонила наша контрразведка.
Я посмотрела на Анн-Мари с восхищением:
- Ух ты, здорово! А я и не знала.
- Это было засекречено. Добыча оказалась такой серьезной, что меня сразу взяли на службу в СБ, а после прохождения офицерских курсов присвоили звание лейтенанта. В двадцать пять я стала старшим лейтенантом, а в двадцать восемь, накануне операции 'Освобождение', меня повысили до капитан- лейтенанта и зачислили в группу, обеспечивающую безопасность станций со сжимающими излучателями. Да и в последующие семь лет моя карьера развивалась неплохо. Через годик-полтора я рассчитываю получить первый ранг, а дальше... - Анн-Мари заговорщицки подмигнула мне. - Дальше посмотрим. Может, я стану первой женщиной в чине адмирал-фельдмаршала.
'Ого!' - подумала я. Да уж, мы действительно родственные души. Хорошо хоть не конкуренты: она служит в галлийском флоте, а я - в земном.
При входе в сектор ОСО стоял усиленный пост охраны. Однако нас пропустили без проблем, как только мы удостоверили свои личности. Видимо, и здесь были предупреждены о пополнении личного состава Отдела. По пути я вглядывалась в каждого встречного, надеясь увидеть кого-нибудь из знакомых, кто служил вместе с погибшим отцом. Но знакомых мне не попадалось, что, впрочем, неудивительно ведь с тех времен Отдел специальных операций превратился из небольшого подразделения армейской разведки в огромную самодостаточную организацию, напрямую подчиненную объединенному командованию, а численность его личного состава возросла едва ли не в сотню раз.
Когда мы поднимались в лифте на ярус, где располагался штаб, Анн-Мари снова заговорила:
- А вот твой отчим, похоже, совсем лишен амбиций. Его высоко ценят в руководстве, он давно мог бы стать адмиралом, командовать целым соединением, а то и эскадрой, но ему это неинтересно. У него нет никакого честолюбия.
- Во-первых, вы ошибаетесь, - сказала я. - Насчет амбиций и честолюбия. И то и другое у него есть, просто он еще не наигрался в звездного капигана.
- Как это?
- Очень просто. До тридцати шести лет отец жил мечтами о звездах, о космических полетах. Нам с вами трудно представить, как он мучился и страдал все эти годы. Мы не были прикованными к планете, над нами не летали станции чужаков, небо для нас всегда было открыто. А отец... Нет, это нельзя передать словами. Вам нужно было видеть его лицо, когда он впервые вышел в космос. С тех пор прошло больше семи лет, но он до сих пор находится... ну, даже не знаю, как это назвать. В состоянии эйфории, что ли. Он не хочет думать о карьере, потому что все его мысли заняты звездами. Как я понимаю, он боится, что продвижение по служебной лестнице помешает ему в полной мере наслаждаться полетами.
- Понимаю, - произнесла Анн-Мари, выходя из лифта. - В некотором смысле он еще мальчишка.
- Да, возможно.
- Но ты сказала 'во-первых'. А что во-вторых?
- Во-вторых, - немного замявшись, ответила я, - у меня к вам просьба: не называйте его моим отчимом. Это слово немного... э-э, задевает меня. Он мой отец, и точка. Я так думаю о нем, так воспринимаю его.
Анн-Мари кивнула:
- Хорошо, я учту твое пожелание.