Мамуля с папулей переглянулись.
– И даже если бы это и был он, его все равно не узнать. В этом костюме он выглядит огромным грязным монстром. Технически ролик великолепен, а драка вашего сына с Дьяволами Фермана является одним из самых блестящих образцов его искусства. Честное слово, по-моему, публика достойна увидеть это.
– Ну… – нерешительно начала мамуля.
– Думаю, у нас нет возражений, – заключил папуля.
– Кое-какие есть, – буркнула Лоррейн.
– Мы должны позволить Лоррейн сказать последнее слово, – сказал папуля.
– Он был нашим сыном, – сказала мамуля.
– Но ей он был мужем и кормильцем, – закончил папуля.
Мамуля с папулей уставились на Лоррейн. Та затрясла головой.
– Нет. Я не могу так поступить с Ранчем. И не могу так поступить с маленьким Ранчем-младшим.
Мак-Лелланд откинулся на спинку кресла и расплылся в такой широкой улыбке, что я думал, остальное тело у него просто исчезнет.
Я понурился и вздохнул.
– Полагаю, просто для вас это все еще слишком рано. Как справедливо заметила миссис Ле Рой, тело Ранча не успело остыть. Наверное, вам нужно некоторое время, чтобы все хорошенько обдумать.
– Вряд ли, – еще шире улыбнулся Мак-Лелланд.
– Нет, – твердо сказала Лоррейн.
Внутренности у меня сжались в такой твердый клубок, что мне было трудно дышать. Я только и мечтал, что об этом провале – чтобы Ле Рои рассказали миру о произошедшем и потребовали правды о гибели Ранча. Беда в том, что от всего происходящего у меня чуть разрыв сердца не случился.
– Ну… – изо рта вылетал жалкий писк, который я с трудом преобразовывал в слова. – Мне очень жаль, что ваши чувства именно таковы, и жаль, что…
– Постойте. – Хонникер из Расчетного отдела встала с места. – Можно мне сказать?
Мамуля с папулей кивнули.
– Мы все ходим и ходим по кругу, все одно и то же: деньги, чувства, правосудие… но дело не в этом, правда?
Она прямо поглядела на мамулю Ле Рой, та покачала головой. Затем на папулю Роя. Он тоже покачал головой. Затем на Лоррейн. Тут глядеть пришлось дольше, но под конец и она сдалась и покачала головой.
Хонникер продолжала:
– Вот во что все упирается. Мы можем предложить вам деньги – но этого ведь недостаточно, правда? Мы можем предложить вам правосудие – и можем дать вам правосудие, – но и этого еще недостаточно. Маленький Ранч-младший так и останется расти без отца, потому что Ранч все равно мертв. Нет, самое главное все же чувства. Ранч ушел, и теперь в жизни всех вас образовалась пустота – на том месте, где ранее был он. Верный сын, которого вы любили, ушел, он уже не сможет обеспечить вас на старости лет. У вас останутся воспоминания о нем – воспоминания от самого первого мига его рождения и до того последнего раза, когда вы видели его живым – быть может, он сидел за этим самым столом за семейным обедом. Но и воспоминаний недостаточно, ведь верно? В вашей жизни нет более чувства полноты, завершенности, нет ощущения, что жизнь описала полный круг – потому что вам, родителям, выпала участь, которая не должна выпадать родителям: вы пережили собственного ребенка!
Или ваш муж, кормилец, возлюбленный и друг ушел, и вы боитесь, что никогда более не ощутите его в себе. Физически так оно и есть, Лоррейн, вы никогда не ощутите его в себе, не отдадитесь его ласкам. И теперь вы боитесь утратить хотя бы то, что осталось от него в вашей душе. Не знаю, почему именно. Причин так много. Возможно, вы боитесь утратить единство с ним потому, что между вами что-то произошло. Вы не хотели чтобы он брался за эту работу, и наговорили ему резкостей. Или вы слишком устали и измотались после рождения маленького Ранча-младшего и не позволяли ему касаться вас. Не нам гадать.
Беда в том, что вы должны как-то пропустить это через себя, должны отделаться от этих чувств, и любой робот-психолог в мире скажет вам, что это правда, и мы собрались здесь не для того, чтобы это обсуждать. Это ваша проблема, ваша потребность. Я говорю о другом – не позволяйте чувствам лишить вас возможности позаботиться о себе, как бы одиноко вам ни было, как бы ни точила вас подспудная мысль скорее покончить с земной юдолью и присоединиться к Ранчу в златой вечности. Если вы сделаете это, вы предадите доверие Ранча, предадите все, ради чего он так тяжко трудился, желая, чтобы вы ни в чем себе не отказывали. Потому что Ранч хочет, чтобы вы все выжили – хотя бы ради того, чтобы никому больше не пришлось напяливать на себя дурацкий неопенный костюм и умирать ужасной и унизительной смертью, какой умер он. Он бы хотел, чтобы вы продолжали процесс против этого склизкого агента – и выиграли. Хотел бы, чтобы вы жили своей жизнью, рано или поздно снова полюбили бы и нашли Ранчу-младшему нового папу, который никогда не займет места Ранча, зато научит его кормить свою собаку и тому, что мужчинам не стыдно плакать. Ни мистер Боддеккер, ни я не способны дать вам все это – но мы предлагаем вам способ выжить, пока вы не обретете нужные для новой жизни силы. Мы предлагаем вам способ временно закупорить образованную Ранчем пустоту, пока со временем вы не почувствуете, что можете справиться с ней сами.
Нет, это никоим образом не заменитель Ранча, ничего подобного. Заменителя Ранча вы не сможете добыть ни за какие деньги. Даже за двадцать миллиардов долларов. Но сейчас я скажу вам, что вы сможете. Каждый раз, как вы будете тосковать о Ранче, как вам станет грустно или одиноко, всякий раз, как вы особенно остро ощутите бездонную щемящую пустоту на сердце – все, что вам надо будет сделать, это взять немного денег – этих чудесных денег – и потратить их на что угодно. На все, что вы захотите. Быть может, на что-то, о чем вы всегда мечтали, но не могли себе позволить, потому что у вас не было денег. Или на что-то, что он хотел купить для вас, но тоже никогда не мог себе позволить – и вы купите это, и вам станет легче. Клянусь, станет, потому что вы взяли деньги и заполнили пустоту – то место, где некогда был он, – а если вы будете счастливы, то и он будет счастлив. Ибо прямо сейчас, пока я стою тут и говорю с вами, он наблюдает, наблюдает за нами откуда-то; и если бы он каким-то чудом мог бы подать голос, он сказал бы «возьми, возьми деньги». Потому что он знает, как вам нужны эти деньги, знает, что деньги сделают вас счастливой и помогут пережить утрату – а он наверняка хочет; чтобы вы выжили и были счастливы, – хотя вам обоим известно, что даже такие щедрые суммы никогда не смогут заменить вам все, что вы потеряли. Тем более если вы сами не захотите этого.
Так захотите. Возьмите деньги. Впустите их в свое сердце. Подарите ему счастье. И сами станьте счастливой в процессе. Выживите. Потому что именно этого хотел бы Ранч больше всего на свете.
Когда она закончила, мы с Мак-Лелландом смотрели на нее в немом изумлении. Мамуля с папулей упали друг другу в объятия, телеса их колыхались от горьких рыданий.
А Лоррейн Ле Рой сидела с красным опухшим лицом, по ее щекам струились слезы, и она даже не пыталась унять или вытереть их. Когда же вдова нарушила молчание, горло ее настолько сжалось от горя, что с губ срывался лишь слабый шепот, а слова, прерываемые всхлипами и долгими паузами, звучали словно на иностранном языке.
– Два… два… два…
– Да, Лоррейн? – сказал Кларенс Мак-Лелланд.
– Два… двадцать пять.
– Двадцать пять? – не понял Мак-Лелланд.
– Вы хотите двадцать пять миллиардов? – уточнила Хонникер из Расчетного отдела.
– Ууу…ууу…да.
Хонникер вопросительно взглянула на меня.
– Мы можем на это пойти?
Я безвольно кивнул.
– Да. Гм… Да. Двадцать пять миллиардов вполне… гм… приемлемо.
Лоррейн снова начала всхлипывать.
– Гы… гы… гы…
– Да? – спросила Хонникер из Расчетного отдела.
