врезать Ферману этим же самым яблоком. Ферман согнулся пополам от смеха.
– Ой, не могу, – простонал он. – То-то здорово ты будешь выглядеть, когда выйдешь против Остроголовых Псов, вооружившись сочным яблочком.
Замза сжал кулаки. Яблоко треснуло и разлетелось на куски. Ферман аж покатился по полу.
– Кто-нибудь хочет послушать остаток списка? – с досадой осведомилась Биглоу.
– Вот почему ты нужен нам, Боддеккер, – пояснила Хонникер из Расчетного отдела. – Так продолжается все утро.
Я открыл рот, думая, что бы сказать, и попытался высвободиться из ее хватки. Ферман, еще смеясь, подтянулся о край стола и встал, тяжело навалившись на столешницу.
– Ох ты! – прорыдал он. – Да с яблоком в руках ты просто непобедим.
– Ах ты, гребаный…
Замза ринулся на Фермана, но Хотчкисс и Норберт оттащили его.
– Пустите! – закричал Ферман. – Я сам с ним разберусь! Он же из моей шайки! – Он схватил из вазы второе яблоко и швырнул его Замзе. – Вот, возьми еще яблочко!
Замза не стал его ловить. Яблоко упало на стол, а затем скатилось на пол.
– Подними! – заорал Ферман.
Замза не шелохнулся.
Ферман схватил еще одно яблоко и со всей силы метнул им в актера.
– Я сказал, подбери!
Новый Дьявол увернулся.
– Полегче, – прошептал Хотчкисс. – Это часть инициации.
– Этот червяк гребаный даже не защищается! – вопил Ферман. Подтянув к себе вазу, он схватил в обе руки но яблоку. – Подбери, жалкое насекомое! – Третье яблоко пролетело, и близко не задев Замзу. – Слизняк! – Четвертое гулко стукнуло в бронекуртку. – Тараканчик! – Очередное яблоко со свистом прорезало воздух, Хотчкисс и Норберт поспешно присели, а Замза развернулся, подставляя грозному снаряду спину. От силы удара он не удержал равновесия и грохнулся лицом вниз; а когда поднялся, все увидели, что яблоко впечаталось прямо посередине спины, образовав на броне-куртке вмятину, в которой и осталось торчать.
– Прилипло! – потрясенно проговорил Норберт.
Ферман глупо хихикнул.
– Ага. A что, самое оно, а?
– Его бы убить могло, – сказала Мортонсен.
– Да бросьте, – отмахнулся Ферман. – И это клевое имя.
– Имя? – повторила Биглоу.
– Тараканчик, – ухмыльнулся Ферман. – Прилипает, да? – Он показал на Биглоу. – И совсем, как она говорила – звучит в унитаз со вкусами публики.
Все передернулись, однако никто не удосужился его поправить.
– А ведь правда, – сказала Хонникер из Расчетного отдела. – В смысле, подходит. Чувствуете?
Норберт кивнул.
– В этом что-то есть. Определенно есть.
Хотчкисс хлопнул Замзу по спине.
– Ну, что скажешь? С таким прозвищем жить сможешь?
Замза изогнулся, чтобы взглянуть на застрявшее яблоко.
– Если едой больше кидаться не будете.
– Отлично! – Ферман махнул рукой и двое старых Дьяволов поднялись. – Мистер Замза, отныне вы официально зоветесь Тараканчик.
– Что ж, – сказал я, освобождаясь от рук Хонникер. – Раз все улажено…
И вышел в коридор.
– Боддеккер! – вскричала она, выбегая следом. – Что случилось? Последнее время ты так странно себя ведешь – я просто не понимаю. Как будто больше не хочешь быть со мной.
Я вошел в офис. Феррет начал сообщать мне о пропущенной встрече за завтраком, но я велел ему заткнуться.
– Собственно говоря, – сказал я Хонникер из Расчетного отдела, – я специально собирался сегодня увидеться с тобой.
Улыбка ее просветлела.
– Хочу продать акции. Пора обрубать концы.
Улыбка погасла.
– Но они еще не достигли срока выплат по вкладам. Сейчас тебе, наверное, хватит на дом, но через неделю, самое большее – десять дней, ты бы получил максимум и смог обставить дом по своему вкусу. Или даже осуществить необходимую перестройку!
– Сейчас мне уже не до того, – сказал я. – Я ухожу из Пембрук-Холла. Мне нужен плацдарм для отступления. Так что буду крайне признателен, если ты как можно скорее получишь эти деньги.
Она побледнела. Но вместо того, чтобы выйти из комнаты, как я ожидал, закрыла дверь и шагнула ближе ко мне.
– Это из-за меня?
– Нет. Может быть. Наверное, отчасти. Но совсем чуть-чуть. У меня целая куча проблем, а ты – лишь одна из составляющих.
Она сплела пальцы, сжала их так, что они побелели.
– Я могу хоть как-то исправить ситуацию? Честное слово, по-моему, ты должен остаться.
– Ты имеешь в виду: я должен остаться, потому что иначе мы не сможем продолжать наши отношения? Да?
– Что? – Хонникер схватилась руками за горло и отшатнулась.
– Я заметил, что каждый твой шаг словно нацелен на то, чтобы я был доволен и счастлив в агентстве. Готов поклясться, Левин специально приставил тебя ко мне, чтобы я не отказывался возиться с Дьяволами…
– Да как ты смеешь! – закричала она. – Я никогда не лгала тебе! Я действительно сама тебя выбрала!
– Успокойся, – сказал я. – Я не считаю Левина до такой степени Макиавелли и знаю, что ты для этого слишком честна. Кроме того, начало нашего романа пришлось на такое время, что эта версия отпадает.
– Спасибо хоть за какую-то кроху доверия, – саркастически произнесла Хонникер.
– Дело в том, что я гадаю – а произошло бы между нами хоть что-то, будь я больше похож на Хотчкисса. Судя по тому, что я как-то краем уха слышал, внешне он куда симпатичнее меня. Ему удалось на время завоевать Дансигер…
– Дансигер! – прорычала она. – Все из-за нее. Ты…
– Тише! – прикрикнул я. – После всего, что я нахлебался с Бэйнбридж, я научился, если надо, говорить неприятную истину прямо в лицо. Да, мне нравится Дансигер, да, это чувство было взаимным, но теперь это не имеет никакого значения. Потому что по каким-то причинам я хранил тебе верность достаточно долго, чтобы загубить саму возможность отношений с ней.
– По каким-то причинам? Что ты имеешь в виду?
– Не важно. Дело в том, что в отношении творчества Хотчкисс – неудачник. Даже он сам это сознает. Но я не видел, чтобы ты за ним бегала. Знаешь, в этом есть своя ирония. С ним тебе было бы куда лучше, потому что он никогда и никуда отсюда не уйдет. И станет полноправным партнером за счет чистого упорства – не мытьем, так катаньем.
– А с какой стати Хотчкисс должен мне нравиться? – презрительно осведомилась она.
– Потому что он точно такой же, как ты. Считает, будто Пембрук-Холл не может сделать ничего дурного. А когда дурное все-таки происходит, закрывает глаза и заставляет себя поверить, что так и должно быть.
– Что происходит? Что так и должно быть?