не столь порадовало, как в прошлый.
– Так… у вас у каждого какое-нибудь забавное прозвище?
– Забавное! – прорычал Джет.
– Прозвище! – буркнул Нос.
– Мистер Болл, – Ферман угрожающе поднялся и перегнулся через стол, глядя ведущему прямо в глаза, – это наши уличные имена. Знаки почтения и уважения, тщательно выбранные мной лично. И чем быстрее вы вобьете это себе в гребаную башку, тем лучше!
Болл не дрогнул.
– Тогда, – произнес он, постепенно повышая голос, – почему бы вам не рассказать мне об этом, вместо того чтобы выставлять себя на посмешище перед всем цивилизованным миром.
По залу прокатился смешок.
– Никто не смеет со мной так разговаривать, – прошипел Ферман.
– А вот я посмел, – отозвался Болл.
Я затаил дыхание.
Ферман улыбнулся и снова сел.
– Так вот, Гарольд, – начал он с видом заправского ветерана подобных маленьких стычек. – У всех у нас есть подобные уличные имена, и все они что-то значат и для меня, и для их владельцев.
– Вот оно что… – Болл оглядел аудиторию и приподнял брови – знак, что близится один из его знаменитых ударов. Зал замер. – И как же вы подобрали подходящее имя для Шнобеля?
Истерический, судорожный хохот. Ферман так сжал подлокотники кресла, что костяшки пальцев у него побелели.
– Ну же, Гарольд, – он облизнул губы и сглотнул, – сами видите, это из-за его здоровенного аппендикса…
Ферман быстро глянул в сторону, точно выискивая Джимми Джаза, и, осознав, что чтеца с ними нет, заметно насторожился.
Болл не стал цепляться за ошибку. Он чуть подался вперед, чтобы лучше видеть Джета.
– А вас, полагаю, зовут Джетом, потому, что вы чернокожий…[2]
Ферман загоготал.
– А вот и нет. Вот из-за чего. – Он протянул руку к самому рослому из Дьяволов и пропел своим пронзительным тенорком: – Познакомьтесь с Джетом Джорджсоном!
После чего залился истерическим хохотом, буквально складываясь пополам и хватаясь за бока от смеха.
По рядам зрителей пробежал недоуменный ропот.
– Почему он все это говорит? – спросил Гризволд.
– Потому Что он – идиот, – сказал я.
– Но что все это значит? – вступила в разговор Бэйнбридж.
– Не знаю.
– …а этого тихого юношу почему кличут Ровером? – спрашивал тем временем Болл.
– Потому что он наш пес, – ответил Ферман.
– В каждой шайке должен быть свой пес, – добавил Джет.
Болл наклонился поближе к Роверу.
– А вы вообще умеете говорить, Ровер?
Ровер сделал тот же непристойный жест, что и Ферман при входе. Аудитория оживилась и зааплодировала. Болл пожал плечами.
– Ну ладно. А теперь мне бы хотелось вернуться к вопросу, что случилось с пятым Дьяволом…
– Нет никакого пятого Дьявола, – громко заявил Ферман.
– Джимми Джаз, – подсказал Джет.
– Да заткнись! – заорал на него Ферман.
– Кажется, Ферман, вы сказали, он умер?
Ферман на миг замер, потом, видимо, остывая, снова расслабился и сел в кресло.
– Понимаете, Гарольд, житуха-то у нас какова. Уж коли ты в шайке, только и поворачивайся, гляди в оба – потому как никогда не знаешь, кто дышит тебе в спину и точит нож. Копы. Педики. Родители.
– И какое положение Джимми Джаз занимал в шайке?
– Он…
– Он был нашим чтецом, – услужливо ответил Шнобель.
– Он имеет в виду – исследователем, – торопливо перебил Ферман.
– Чтецом? – Болл повернулся к Шнобелю. – Вы хотите сказать, никто из вас не умеет читать?
Шнобель засмеялся.
– Ну разумеется, нет!
Ферман опять вскочил с места.
– Шнобель, гребаный ты идиот, я велел тебе помалкивать и предоставить трепотню мне!
Шнобель показал на одну из камер.
– Ферман, мы же на телевидении. Гляди!
– Ферман, – громко прервал их Болл. – Насчет гибели Джимми Джаза…
– Да, – сказал Шнобель.
– Джимми Джаз, Джимми Джаз! – взорвался Ферман. – Чего прицелились с этим самым Джимми Джазом? Спросили бы лучше про меня!
– Я и собирался, – заверил его Болл. – Но хотелось побольше узнать о трагедии с Джимми Джазом. Уверен, что и моим зрителям тоже, ведь он был их фаворитом…
– Фаворитом?! – Ферман харкнул слюной прямо на стол Болла. – Вот какого мы мнения о Джимми Джазе.
Болл вскинул руки – не сдаваясь, но в знак того, что меняет тему.
– Ну хорошо. Джимми Джаз мертв. Почему бы вам не рассказать нам, каково было работать с Норманом Дрейном?
– Мы бы ему все косточки переломали, – похвастался Шнобель. – Да нас остановили.
– Шнобель! – прорычал Ферман.
– Кто вас остановил, Шнобель? – осведомился Болл.
– Никто не остановит Дьяволов, – ответил Ферман. – И вообще, какое вам дело до Нормана Дрейна? Просто-напросто старый Гомер.
– Гомер? – Болл вскинул брови. – Опять ваш уличный жаргон?
– Нет! – Ферман яростно развернулся к нему. – Коммерческий жаргон. Сами знаете. «Вон идет Гомер! Гомер-сексуал!».
Я закрыл глаза рукой.
– О нет…
Меня дернули за рукав.
– Смотри, Боддеккер, – произнесла Дансигер.
– …и весьма интересно, – говорил Болл, – что это тоже реклама Пембрук-Холла. Так, значит, теперь, как признанная шайка Пембрук-Холла…
– Нет! – взвыл Ферман. – Мы – не шайка Пембрук-Холла! Мы – моя шайка! Моя! Моя!
С яростным криком он взлетел в воздух и ловко приземлился прямиком на стол Гарольда Болла, угрожающе протягивая руки к ведущему. В следующую секунду он уже обрушился на злополучного Болла всем весом, и они вместе завалились назад, на мерцающую голограмму с изображением неба над Манхэттеном. Шнобель тоже вскочил на ноги, спеша присоединиться к драке, однако Роддик Искайн ухватил его за плечо и потянул назад.
Смелый, но неразумный поступок. Шнобель вскинул локоть привычным, хорошо отработанным движением, верно, уже не разломавшим переносицы противников. Искайн рухнул назад, прямехонько на Билла Хинда, до которого только-только начало доходить, что происходит. Шнобель весело накинулся на обоих – но его встретила целая серия оглушительных ударов могучих кулаков Хинда.
Ровер вскочил на спинку сиденья, огляделся по сторонам и – сплошные мелькающие кулаки, колени и
