— Когда ты был далеко, самым тягостным было одиночество. Просыпаться ночью в одиночестве, возвращаться из поездок в пустую квартиру, ходить на рынок по субботам только для себя. Одной ходить в кино и с завистью смотреть на счастливые пары... Боже мой, как я ненавидела одиночество. — Она подняла голову. — Я не оправдываю себя, Брэнт. Теперь, оглядываясь назад, я сожалею, что так часто лелеяла собственное самолюбие вместо того, Чтобы заставить тебя понять, как мне трудно без тебя. Я так и не сумела привыкнуть жить без тебя.
— Так что же нам делать дальше, Роуэн? — спросил Брэнт беспомощно. — Я люблю свою работу.
И вдруг как будто кто-то включил в мозгу Брэнта магнитофон и он услышал голос Габриэль:
Так ли ведут себя люди, которые любят свою работу? А что, если он просто использовал работу, чтобы избавиться от боли, вызванной разлукой с Роуэн? Может, это объясняет, почему он так влюблен в опасность? Эта мысль словно обожгла его.
— Я никогда не рассказывал тебе о моем отце... никогда не хотел вспоминать об этом... — начал Брэнт.
— Может, пришло время, — сказала Роуэн.
Брэнт почувствовал, что ему сдавило горло.
— Если я оставлю эту работу, чем другим я смогу заниматься?
Роуэн вернулась к прежней теме и рискнула предположить:
— Все эти годы ты, так или иначе, жил жизнью своего отца, а не своей собственной.
— Я не хочу об этом говорить! — прервал ее Брэнт.
— Рано или поздно придется.
С невольным восхищением Брэнт сказал:
— А с тобой не так-то просто.
— Тебе ли опасаться, — ответила она резковато. — Не бери в голову.
Брэнт чмокнул Роуэн в кончик носа:
— Не буду.
Роуэн остановила его жестом:
— Мы должны сохранять дистанцию. Пока.
Неожиданно он сказал:
— Ты хочешь детей.
Роуэн растерялась.
— Да, — прошептала она. — Твоих детей, Брэнт.
— Наших детей, — поправил ее Брэнт. Роуэн колебалась.
— У меня... — начала она, но затем замолчала, а на ее лице появились гримаса боли. — Разве это ненормально — хотеть детей? Я не желаю больше ждать. Мне тридцать один год.
Он понял, что сначала она хотела сказать нечто совсем другое. Он решил быть с ней искренним и ответил, как чувствовал:
— Я панически боюсь появления детей.
— Я думаю, в тебе говорят воспоминания об отце, — сказала Роуэн.
Она была настроена воинственно. Хотел бы он увидеть отца и Роуэн — лицом к лицу. Это был бы достойный поединок. Но Дуглас Кертис умер за два года до того, как Брэнт и Роуэн встретились.
— Ты думаешь, из меня может получиться хороший отец?
— Если ты позволишь себе быть самим собой, то станешь замечательным отцом.
Брэнт не разделял ее уверенности относительно своих отцовских способностей. Желая уйти от этой темы, он спросил:
— Чем же я буду заниматься, если оставлю свою работу?
В глазах Роуэн появилась смешливая искорка.
— Можно составить список всех твоих талантов. Ты большой интеллектуал. Есть очень много занятий, где ты мог бы использовать свой интеллект. Например, ты мог бы открыть свою компанию. Только забудь о Колумбии.
— Ну, а как насчет твоей работы? Ты продолжишь путешествовать? Вряд ли ты сможешь успешно водить группы по тропическим лесам в течение девяти месяцев беременности.
— Сокращу число поездок. К тому же в моей компании положительно относятся к материнству.
Роуэн вскинула голову. Даже при лунном свете он не мог не заметить темные круги под ее глазами.
— Почему бы тебе не присесть? — сказал он. — Ты выглядишь уставшей.
Роуэн направилась к камню, но споткнулась, потеряла равновесие и сильно ударилась коленом об острый выступ большого валуна. От боли она вскрикнула. Брэнт подскочил к ней и осторожно посадил на камень.
— Дай я посмотрю твое колено.
Она подтянула юбку:
— Боже мой, у тебя все колено в крови! Нам лучше вернуться... я обработаю рану мазью.
Роуэн взяла его за запьястье:
— Означает ли это, что мы пришли к согласию?
Присев на корточки, он обхватил руками ее ноги, и ему казалось немыслимым, как он мог целых три года жить без нее, не имея возможности прикоснуться к ней.
— Мы встретились, чтобы соединиться. Я знаю главное — мне не жить без тебя. Мне жаль, что я не мог раньше откровенно выказывать свои чувства.
— Брэнт Кертис, теперь у тебя будет возможность научиться проявлять эти чувства открыто. И очень часто.
— Плюс возможность переменить работу и обзавестись семейством, — добавил Брэнт и заставил себя улыбнуться. — Что еще ты добавишь к этому списку возможностей?
Она внезапно засмеялась.
— Ну... может быть, возможность жениться на Роуэн? — Ее лицо стало серьезным. — Ради детей.
— Ради нас. — Брэнт поцеловал ее со всей страстью, которую ему так долго приходилось сдерживать. Поцелуй был долгим, слишком долгим. Роуэн не могла не откликнуться на него. Когда, наконец, он отпустил ее, Роуэн прошептала:
— Думаю, мне лучше самой позаботиться о колене. Если ты войдешь в мою комнату, мы оба знаем, что случится.
— И очень скоро.
— Терпеть не могу, когда ты начинаешь напоминать об этом!
Кончиками пальцев он погладил ее щеку:
— Я — большой мальчик. И ждал три года. Ты помнишь это?
— А я не хочу ждать даже трех дней, — неожиданно объявила Роуэн. — Даже трех минут!
Брэнт рассмеялся:
— Тогда возвращаемся в твою комнату, Роуэн. Ночи сейчас короткие.
Она сделала несколько шагов, хромая, и, хитро улыбнувшись, сказала:
— Ты неисправим. Если бы я не удержала тебя от возвращения в Торонто, у меня бы сейчас не было проблем.
Затем, как будто что-то вспомнив, Роуэн перестала смеяться. Брэнт обнял ладонями ее лицо и спросил:
— Я вижу, что ты о чем-то умолчала.
— Я не могу сказать, — прошептала она, едва слышно. — Еще не могу.
— Ты можешь доверять мне. Я не улечу в Торонто. А в самолет сяду только в том случае, если ты будешь сидеть рядом.
— Брэнт, пожалуйста... давай вернемся в мою комнату.