что она никогда не лгала ему. Но однажды, три года назад, она совершенно преднамеренно сказала ему неправду, даже не подозревая, к каким последствиям это приведет.
Что бы почувствовал Брэнт, если бы он об этом узнал? Смог бы он доверять ей снова?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Роуэн плакала. Ее душа снова погрузилась в знакомую темноту одиночества. Она рыдала долго, и теперь ей требовалось время, чтобы успокоиться. Но ее исцелили эти слезы. Она поняла, что теперь сумеет избавиться от тяжести, давившей ей на сердце. Ведь ее поддерживала любовь Брэнта. Роуэн вытерла слезы тыльной стороной ладони.
— Я должна тебе что-то рассказать.
Он обнял ее за плечи:
— Успокойся. Не нужно меня бояться. Только не меня.
Роуэн с трудом выдавливала из себя слова:
— За два или три месяца до твоей поездки в Колумбию я ходила к врачу. Он посоветовал мне отказаться от противозачаточных таблеток, на время, по медицинским показаниям. Я так и сделала, но ничего не сказала тебе. Я так хотела ребенка. И думала, что если забеременею, ты не будешь против. Ты не мог бы быть против.
Брэнт слушал ее, ошеломленный.
— Я преднамеренно обманывала тебя. И когда ты уезжал, я ничего не сказала тебе. И как я могла сказать? Тебе предстояла серьезная командировка. Ты мог подумать, что я хочу задержать тебя дома. Когда ты уехал, я снова пошла к доктору, и он подтвердил беременность. Потом я разговаривала с тобой по телефону, но не знала, как сказать тебе об этом. Боялась, что ты... И я решила подождать, пока ты вернешься.
— А я застрял на целых восемь месяцев, — сказал Брэнт поникшим голосом. Он уже понял, что у этой истории печальный конец.
— Мне позвонили из Нью-Йорка. Чтобы сообщить, что вы, вероятно, где-то скрываетесь, но где, неизвестно. Сказали, что попробуют что-то узнать через день или два. — У Роуэн дрожали руки. Она хотела поскорее закончить. — А через несколько дней раздался звонок в дверь. Я вдруг подумала, что это ты вернулся. Я побежала открывать и совсем забыла о третьей ступеньке, помнишь, там ковер все время загибался. Споткнулась и упала. И потом, в больнице, узнала, что потеряла ребенка. — Она тяжело вздохнула. — Я никогда не рассказывала тебе об этом. Это случилось за семь месяцев до того, как я увидела тебя в палате Габриэль. Я подумала: зачем тебе рассказывать, что я потеряла ребенка, если ты, во-первых, не хотел его, а во-вторых, как мне тогда казалось, полюбил другую женщину.
— Боже мой... — произнес Брэнт.
Она боялась на него взглянуть. Его лицо выражало страдание.
— Я обманывала тебя, — закончила она тихо. — Прости меня, Брэнт.
Он заговорил быстро и нервно:
— Я должен был что-то сделать с этим ковром. Ты меня столько раз просила. Всего несколько минут работы... Но я, идиот, был озабочен поездкой в Южную Америку. Что по сравнению с этим какой-то ковер!
— Ты ни в чем не виноват!
— Ты же могла погибнуть.
— Брэнт, я и сама могла привести ковер в порядок. Но я была слишком упряма. Мне хотелось, чтобы это сделал ты. Однако речь не о ковре...
— Речь о том, что ты была одна в доме. Речь о том, что ты была одна, когда упала и когда пришла в себя в больнице. Роуэн, я был очень плохим мужем.
Она не могла слушать, как он обвиняет себя.
— Ты был единственным мужчиной, за которого мне хотелось выйти замуж, — сказала она, стараясь улыбнуться.
— Я никогда не воспринимал всерьез твои разговоры о детях. Я боялся этого и, защищаясь, смеялся над тобой.
— Брэнт, мы оба совершили много ошибок. Серьезных ошибок. Мне нужно знать, можешь ли ты простить мне то, что я скрыла от тебя беременность и... — ее голос задрожал, — потерю ребенка?
— Я все прощаю тебе, Роуэн, хотя не считаю, что ты в чем-то виновата.
— Но я считаю себя виноватой! Мне не следовало таиться от тебя.
— Ты чуть не рассказала мне обо всем на Мартинике.
Роуэн кивнула:
— Но испугалась, что ты улетишь первым же рейсом в Торонто.
Брэнт взял в свои руки ее ладони:
— Никаких секретов, — сказал он. — И поэтому я должен сказать тебе, что у меня гораздо больше оснований просить прощения. Ты прощаешь меня, Роуэн?
Роуэн поцеловала его в губы.
— Уже простила. Я кое-что поняла в последнее время. Я очень хочу детей, Брэнт. Но без тебя мне никто не нужен.
Брэнт зарылся лицом в ее волосы.
— Давай поженимся снова после возвращения в Торонто. Я оставлю эту работу. Мы постараемся, чтобы у нас родился ребенок.
Он предлагал ей все, о чем она его просила: брак, уход с работы, ребенка. Так почему же в ее душе все еще оставалась какая-то тревога? Нет, никаких секретов.
— Ты должен захотеть этого, Брэнт. Ребенок не должен появиться без твоего желания. И тогда ты поймешь, какое это счастье.
— Может быть, когда ребенок уже есть, к этому относишься иначе. Я ничего не знаю об отцовстве.
В его голосе звучало сомнение, и Роуэн сказала:
— Пожалуй, пока нам лучше предохраняться. Я очень хочу детей, но...
— Мысль об отцовстве пугает меня больше, чем все мятежники Колумбии, — продолжил Брэнт.
— Ничего себе! Значит, пока не будем спешить.
— Ты хочешь уйти? — спросил Брэнт с удивлением и тревогой.
— Я хочу остаться. Но я не желаю предохраняться. Вот так.
Брэнт сказал сухо:
— Знаешь, что нам надо сделать? Прежде всего отдохнуть. Ты слишком устала. А в полшестого — подъем.
— Помнишь, какими мы были три года назад? Молодая влюбленная пара. Оба преуспевают в работе. Обеспеченные. Благополучные. Так мы выглядели. И чем все закончилось? Разводом.
Брэнт провел кончиками пальцев по ее лицу:
— Нет, финал совсем другой. — Он улыбнулся. — Заплаканные глаза, красный нос — и все. — Его голос стал глуше: — Волосы — как огонь, глаза — как темный бархат, и тело, за которое можно умереть.
— Знаешь что, — сказала Роуэн взволнованно, — нет ничего в мире, что бы я ни сделала ради тебя.
— Неужели? — Глаза Брэнта заискрились. — Так убеди меня в этом.
Она всем телом прижалась к нему, Брэнт почувствовал, как в нем мгновенно вспыхнула страсть. Роуэн медленно и нежно ласкала его. Брэнт нащупал рукой пакетик с презервативом. Он задыхался от страсти. Перед ним было ее лицо, переполненное желанием, и ее тело, излучающее теплоту. То, что так долго было мечтой, стало реальностью. Роуэн была в его объятиях, и он наслаждался ее близостью, даря ей такое же наслаждение. Она, словно заклинание, все время повторяла его имя, пока радость соития не
