– Ощущаете ли вы поддержку со стороны ваших коллег?
Бодлер хлебнул воды и покачал головой.
– Увы, сенатор… Одно время я был на руководящей должности, но… Жизнь редактора – это кромешный ад. Просто не знаю, чего они добиваются: каждый только и думает, как бы перещеголять остальных. Особенно на коммерческом канале: там только и слышишь, что «проституция», «аборты», «гомосексуалисты»… Ничего, что я употребляю здесь эти термины?
– Ничего, – поощрил его сенатор Ролингс. – Мы специально собрались для того, чтобы по крупице добыть истину, какой бы горькой она не оказалась. Продолжайте, прошу вас. Итак, в своих передачах они касаются таких тем, как проституция, запрет на аборты и гомосексуализм?
– Это еще цветочки. – Бодлер сокрушенно покачал головой. – Дела обстоят гораздо хуже. Вы не можете себе представить, какие слова мне пришлось вырезать из дикторского текста на прошлой неделе.
Сенатор Карузини с интересом поднял брови. – Например?
Казалось, Бодлера шокировало подобное любопытство.
– Сенатор, вы должны меня понять. Это не те слова, которые можно произносить в присутствии…
– О, не стесняйтесь, – великодушно разрешила мисс Гудбоди.
– Нет, я имел в виду коллег с телевидения. Профессиональная этика не позволяет мне выносить сор из избы – во всяком случае перед телевизионными камерами. Но я тут набросал перечень этих слов…
Сенатор Ролингс подал знак служителю. Тот взял у Бодлера листок и не спеша понес к столу, одновременно изучая на ходу. Мисс Гудбоди изогнула шею, чтобы, когда он будет идти мимо, подсмотреть, что там написано. Сенатор Ролингс зарычал, вскочил с места и выхватил у служителя бумагу. Тот вернулся на свое место в углу и зашушукался с другими служителями.
Пока председательствующий читал, сенаторы Карузини и Краузе подглядывали со стороны. Мисс Гудбоди тихонько покинула свое место и тоже попробовала сунуть нос в бумажку. Сенатор Краузе, которому было плохо видно, вырвал листок у сенатора Ролингса. Потом списком завладел сенатор Карузини. Наконец злополучный документ вернулся к Ролингсу; тот передал его мисс Гудбоди и вновь заговорил в микрофон:
– Поздравляю вас, мистер Бодлер. Вы проявили истинный патриотизм, непоколебимо стоя на страже морали.
Свидетель в торжествующей улыбке растянул рот до ушей.
– Спасибо, сэр. Я делаю все, что в моих силах. Просто поразительно, как эти членососы ухитряются выходить сухими из воды.
Мисс Гудбоди встрепенулась и схватилась за карандаш.
– Прошу прощения, сэр. Это одно или два слова? Бодлер растерялся.
– Что – одно или два слова?
– Членососы.
Бодлер беспомощно взглянул на своего адвоката. Тот пожал плечами. Бодлер лихорадочно соображал, от усилий у него побелели костяшки пальцев.
– Не знаю, мисс… э…
– Гудбоди.
– Прекрасная фигура?.. У меня? О, благодарю вас!
– Нет, это моя фамилия – Гудбоди. Мисс Тоби Гудбоди.
– Ах, вот как… Боюсь, что я не смогу ответить на ваш вопрос.
– По-видимому, речь может идти о слиянии, – предположил сенатор Карузини.
– Как – на глазах у всех? – захихикала девушка. – А впрочем, можно попробовать. Со всем остальным я уже экспериментировала. И все-таки, «членососы» – одно или два слова?
– Два, – безапелляционно заявил сенатор Ролингс.
– Одно, – не менее твердо заявил сенатор Краузе. Ролингс постучал молотком по столу и исподлобья взглянул на своего оппонента.
– Я здесь председатель, и если говорю, что «членососы» пишется в два слова, значит, так оно и есть! – Он положил молоток и кивнул Питерсдорфу. Тот наклонился к микрофону.
– Свидетель может идти. Подкомитет благодарит вас за ценные сведения.
Бодлер и его адвокат в мгновение ока собрали свои бумаги и, как ошпаренные, ринулись к выходу. Питерсдорф громогласно оповестил:
– Вызывается мисс Ксавьера Холландер!
Глава пятая
Когда Ксавьера с Уордом поднялись со своих мест и стали пробираться к проходу, в зале зашушукались. Шум постепенно нарастал. Пара человек зааплодировали, и вскоре стены сотрясались от грохота аплодисментов. Отовсюду слышались возгласы:
– Ксавьера, задай им перцу!
– Мы с тобой!
– С Ксавьерой – хоть на край света!
