Лидером компании, несомненно, был Лазарь.
Гена Лазарев считался высококлассным специалистом по ценным бумагам, ну, ГКО и все такое прочее, и большим спецом по компьютерам. Говорили, что он уже влипал со своей страстью к компьютерам. Поставив тарелку на крыше дома, он смело управлял денежными активами (к сожалению, не своими), не выходя из кабинета. Известно: мир спит, но денежки не спят, ими можно заниматься в любое время суток. В конце концов, тарелку у Лазаря отобрали и сам он сумел отвертеться только благодаря связям. Это все каким-то образом отражалось на его характере. Не в том смысле, что он легко мог дать кому-то на бутылку, просто он умел находить подход к самым сложным людям. «У пифии» я сидел, например, один. Вид у меня был хмурый, но сильно поддатый Лазарь как бы не заметил этого. Он возвращался из туалета и сбился с курса. На меня он даже не взглянул, рухнул на стул и забубнил что-то про специальный паркет. Наверное, продолжал разговор, начатый еще за столиком. Это было смешно и я нехотя рассмеялся. «Ты на том поле играешь, – рассмеявшись, указал я в сторону его столика. – Ты не по курсу пошел».
«Промахнулся?» – изумился Лазарь.
«Так получается?»
«А ты почему один?»
Я что-то ответил, но он моих слов не принял. «Нельзя одному пить!» Он был убежден в этом. И необидно приказал: «Взлетаем!»
И мы взлетели и приземлились за столиком, за которым Лазарь и его компания обмывали последнюю банковскую получку. Чисто мужская собралась компания: сам Лазарь, с ним Леха Наханов, бывший начальник кредитного отдела, и главбух Ксюша, Авксентий Львович, сильно похожий на очкастую мышь – субтильную и чудовищно умную. Из длинного вытянутого вперед рта мыши Ксюши торчала деревянная трубка, а маленькие глазки-бусинки могли показаться глазками дурачка. Но этому не стоило верить, как не стоило верить нахальству Лехи, сразу спросившему:
– Сколько знаешь способов заработать миллион?
– Примерно сто.
– Слушай сто первый… Помещаешь в газете объявление: шлите сто рублей, научу делать хорошие деньги, – деловито объяснил Леха. – Сидишь и раскрываешь конверты с сотенными купюрами. Дураков много. Чтобы соблюсти закон, каждому отвечаешь: делай как я!
Они были уверенные ребята.
В «Брассьюри» Леха сразу приказал разжечь камин («чтобы дымом пахло»), а Лазарь ухмыльнулся:
– Въезжай, Андрюха, мы тебя не для выпить, мы тебя по делу искали. Садись сюда, – указал он на почетное место. Теперь слева от меня дымила трубкой умная мышь, а справа нагло ухмылялся Леха. – По нашим справкам, ты совсем не бедненький Буратино. Да не дергайся, мы не деньги пришли занимать. Ксюша местный, его в Энске хорошо знают. Ну, а он знает, что о тебе в Энске отзываются круто. Сам понимаешь, нам брать неизвестного человека не интересно. Вот мы и нащупали ход. И ты нам здорово подходишь.
– Вас уже трое, – напомнил я.
– А тут и возможности не малые.
– А конкретно?
– Да погоди, не гони, как паровоз, – Лазарь, не глядя в меню, заказал ужин и это мне тоже понравилось. Было видно, что Лазарь уверен в том, что нам подадут именно то, что он заказывает. А Ксюша в это время не спускал с меня глаз-бусинок. Кажется, он оценил меня с точностью до цента и результат его удовлетворил.
Оказалось, что в Москве в ночном клубе «У пифии» о специальном паркете Лазарь бубнил не случайно. Это со мной он заговорил случайно – промахнулся столиком, а о паркете бубнил совсем не случайно. Другое дело, что их проект не показался мне интересным. Леха даже обиделся: как это? Ты, дескать, зря. Совсем ты зря это.
Тут я и выдал встречное предложение.
Это встречное предложение созрело тоже в Москве.
Узнав, что я снял квартиру на Усачева (к тому времени дед Серафим был уже в Энске), Нюрка вытащила меня на выставку. Правда, теперь это называлось инсталляцией. Я не хотел смотреть зеленых баб и зеленых птичек, но Нюрка в Москве безусловно выросла. Ее идеи приобрели размах, а фантазии получили колоссальную финансовую поддержку. «Дно неба» – так назвала Нюрка свою мастерскую, занимавшую весь верхний этаж нового элитного дома на Малой Грузинской. Готовя выставку, мастерскую сверху донизу задрапировали ослепительными белыми шелками с искусственной подсветкой, а Нюрка встретила меня у входа. Поцеловала недрогнувшими губами:
– Голова не болит?
– Нет.
– Ты скучал?
– Нет.
– Кто гладит тебе рубашки? Шлюха какая-нибудь?
– Нет.
– С нашими старыми друзьями видишься?
Я не знал, кого Нюрка имела в виду, может, все тех же Иванычей, но твердо ответил: «Нет», чем крайне изумил Нюрку.
– Всего-то три буквы, а сколько вранья, – неодобрительно произнесла она и энергично потащила меня сквозь сияющий белый зал, как сквозь айсберг. Похоже, освещение Нюрка обдумывала сама: люди, попавшие в зал, казались неестественными – то вышагивали слишком наклонно, то столь же странно замирали у шелковых стен.
Я хмыкнул.
Наверное, так мы и должны были снова встретиться.
Вообще-то я не собирался видеть Нюрку в Москве. Отправив в Энск деда Серафима, не искал ее, не спрашивал. Попадись Нюрка на улице, не остановился бы. Знал, что живет с Большим человеком, но, собственно, не хотел и этого знать. Но вот теперь послушно шел сквозь ослепительно белый зал и не старался сбежать вовсе не потому, что Нюрка крепко держала меня за руку, а потому, что мне неожиданно понравилась простота и наглость проекта.
– Наркотические вспышки сознания, – туманно объяснила Нюрка, на мгновение прижавшись щекой к моему плечу. – Когда человек хочет забыть все, чем живет на земле, он немедленно устремляется к звездам. Или падает в полную тьму. Понимаешь, бандос? Крайность к крайности, только так. У тебя ведь так было? Собственно, весь этот зал, все эти шелка, все это сияние – улёт к звездам. Понимаешь?
– Если это вспышки наркотического сознания, – ухмыльнулся я, – то где потеки и лужи? Тут все должно быть обоссано, как старый тюфяк под словившим приход нариком.
– А ты не торопись, бандос, – Нюрка нисколько не обиделась. От нее несло нежным французским парфюмом. – Лужу непременно кто-нибудь сделает.
Миновав узкий, видимо, специально затемненный коридор, мы как-то сразу вдруг вышли на ярко освещенную копию Венеры Милосской. К сожалению, даже деньги Большого человека не позволили Нюрке доставить в Москву оригинал. Хотя это было бы круто, подумал я. Это было бы по-настоящему круто: подтвердить вспышки наркотического сознания оригиналом Венеры Милосской, а потом пометить ее мочой.
Перед Венерой мы не задержались.
– В какую? – посмотрел я на две абсолютно одинаковые двери, черневшие в стене.
– Выбери сам.
Я выбрал левую и мы оказались во тьме.
– Не бойся, – загадочно шепнула Нюрка. – Тьма – лучший катализатор чувств. Нигде, как в тьме, мы сильнее себя не чувствуем. – И шепнула: – Я соскучилась по тебе, бандос, почему ты не появлялся?
– Ждал вспышки сознания.
– Считай, это случилось. Все это я устроила для тебя.
Она врала, конечно, и я чертыхнулся:
– Что тут за ящики под ногами?
– Это настоящие ящики, – с восторгом объяснила Нюрка. – Их набросали здесь по моей просьбе. Сперва, конечно, их почистили, поцарапаться о них нельзя, за этим проследили, но в полной тьме ящики бьют по нервам, правда? Такой и должна быть тьма. – Непонятно, куда Нюрка вела меня сквозь черную тьму, из которой прорывались иногда испуганные возгласы, но то, что я не отнимал у нее свою руку, приводило Нюрку в восторг. Наверное, она все-таки боялась, что я убегу. – Самое худшее, что может случиться, это кто-то сломает ногу. Ну и черт с ними! У художников свои варианты. Белые шелка и Венера – это только первый подход к теме, первое приближение. Настоящая разгадка – в тьме. Впрочем, какая тебе разница? – засмеялась Нюрка. – Шагай осторожней, здесь, правда, можно споткнуться.
– Неужели ни у кого нет фонаря?
– Разве ты пользуешься фонарем, когда делаешь выбор? – фыркнула Нюрка. – И вообще, – загадочно намекнула она, – за пару миллионов можно, наверное, купить «Титаник», но не место в шлюпке.
– А если кто-то правда сломает ногу?
– Ну и пусть, – шепнула Нюрка из тьмы, дотягиваясь до меня губами. Она, наверное, все продумала заранее. – Сюда шли, чтобы узнать о том, что творится с нашим сознанием при наркотических вспышках. Я гарантировала не безопасность, а острые ощущения. Ты прав, – с нежностью сказала Нюрка и я снова почувствовал ее голову на своем плече, – они должны обделаться, как крысы, может, тогда до них что-то дойдет.
– А что до них должно дойти?
– Какая разница, бандос?
Я промолчал.
Нюркины инсталляции явно обошлись Большому человеку в не малые деньги. Это точно. Учитывая, что приглашенных ожидала еще настоящая китайская кухня, выписанная из Шанхая, совсем даже не в малые. Зеленую бабу, подумал я, придумать может чуть ли не каждый (и красок много не надо), но провести в пух и в прах разодетых гостей сквозь полную тьму, набитую непонятными ящиками, до этого надо додуматься.
– Мне денег не хватило, – шепнула Нюрка, сжимая мою руку. – Я хотела, чтобы каждый прямо из тьмы выходил к ярко освещенному прожекторами ревущему водопаду. Но водопад на чердаке высотного дома оказался технически неосуществимым, а коричневых массажисток, чтобы они во тьме хватали всех, кто
