– Пять лет.
– Пять лет?
Это казалось чем-то совершенно невозможным, вроде рассказов о людях, которые десятилетиями живут в коме, в состоянии приостановленного существования.
– Когда сын умер, Роландо совершенно обозлился. Больше никого не слушал. Только огрызался. – Маруха говорила, как ребенок, ябедничающий на сверстника, и Джоанна подумала, что из-за непослушания Роландо им с Беатрис здорово досталось. – Он убегал, – шептала Маруха, – но его, конечно, поймали.
«Убегал». При этом слове сердце Джоанны подпрыгнуло. Какое загадочное, необычное понятие!
Убежать! Неужели это возможно?
Послышались новые удары и крики, словно кто-то колотился в стену. Джоанна закрыла глаза, стараясь не думать о том, что происходило по соседству.
«Роландо привязывают к кровати», – объяснила Маруха.
А Джоанна в это время воображала, каково это – убежать: ощущать ветер в спину, аромат земли и цветов и счастливое головокружение от того, что с каждым шагом ты оказываешься все дальше и дальше отсюда. И такой это был волшебный сон, что она совершенно забыла, что здесь оставался еще кое-кто.
Джоэль.
Ее дочь по-прежнему оставалась у них.
Фантазия улетучилась – пууф! Остались одна только боль в груди и пустота, как всегда бывает, когда рассыпаются надежды.
Постепенно шлепки стихли, хлопнула дверь.
Но Джоанна никак не могла уснуть. Маруха и Беатрис засопели, а она так и лежала с открытыми глазами. Через несколько часов наступит утро, Галина принесет Джоэль, и они вместе станут ее кормить и перепеленывать.
Вот за это стоило держаться. Даже в таком месте, как эта комната на ферме, где они спят втроем на одном матраце, а за стеной лежит связанный, словно скотина, человек.
В конце концов Джоанна задремала. А проснулась, как ей показалось, всего через минуту, разбуженная кукареканьем ненормального петуха, который вопил и днем и ночью.
Джоэль стала кашлять.
Когда Джоанна приняла ее на руки, маленькое тельце содрогалось от спазмов.
– Обыкновенная простуда, – успокоила Джоанну Галина.
Но когда Джоанна попыталась накормить девочку, та оттолкнула резиновую соску. Через несколько минут Джоанна сделала новую попытку. Джоэль опять отказалась есть. И сильнее закашлялась. При каждом спазме ее бездонные черные глаза широко распахивались, словно болезнь ее сильно удивляла и раздражала. Джоанна прижалась губами к лобику дочери – она видела, что ее подруги поступали так со своими детьми.
– Галина, она горячая.
Няня просунула руку под майку пощупать грудку, затем приложила щеку ко лбу.
– Да, лихорадка, – подтвердила она.
У Джоанны сжалось сердце. «Самое страшное, – подумала она, – бояться не за себя, а за ребенка».
– Что же делать?
Они находились в крохотной комнатушке, куда Галина приводила Джоанну на время кормления. Четыре белые стены и едва заметный след от распятия, которое некогда висело над дверью. Джоанна ходила без маски. Это устраивало обеих женщин, но поначалу сильно испугало Джоанну, как знак того, что она здесь надолго и нет необходимости играть с ней в прятки.
Галина дотронулась до лба Джоэль и, словно что-то на нем прочитав, поднялась и вышла.
– Подожди.
Она вернулась с каким-то предметом в руке. Волшебная палочка?
Нет, термометр, тот самый, который она купила для Джоэль в Боготе. Джоанна наблюдала, как Галина распеленала девочку, сняла с нее потертые красные рейтузики, положила ее животом на колени матери и велела не шевелиться. Когда няня ввела градусник и столбик ртути пополз вверх, Джоанну невольно охватил страх. Термометр показал сто четыре градуса.
– Заболела, – произнесла она. Температура оказалась слишком высокой для обычной детской лихорадки.
– Ее надо протереть чем-то влажным, – предложила няня.
– Аспирин, – заволновалась Джоанна. – У вас есть детский аспирин?
Галина посмотрела на нее так, будто она спросила, нет ли у них ди-ви-ди или массажного салона. В этой Богом забытой сельской местности охранники расслаблялись, смотрели телевизор и не слишком усердствовали, пресекая разговоры узниц. Потому что отсюда было очень далеко до ближайшей аптеки. И до патрулей из USDF – тоже.
И то, что у ее дочери такая высокая температура, не имело никакого значения. Потому что здесь они отрезаны от мира.
– Пожалуйста, – попросила Джоанна и на этот раз не рассердилась на себя, различив в своем голосе молящие нотки. Ради ребенка она готова была упрашивать тюремщиков на коленях. Отдать правую и левую
