ЧУДО № 36
ЗВЁЗДНЫЙ ВЕСТНИК
В женщине, лежавшей на больничной койке, плоти осталось не больше, чем краски на чешуйке фрески, отслоившейся от стены. Её кожа была припудрена дешёвой апельсиновой пудрой, розовевшей на ввалившихся щеках, а губы походили на лопнувшую вишню – после того как сердобольная медсестра попыталась придать ей более человеческий вид, помада потрескалась, как эмаль на губах дешёвой сувенирной фигурки святой. Шарлотта слышала страдальческий хрип в её горле, когда она пыталась глотать, но у этой святой не было слёз, не было слёз.
– Результат исследований, проведённых в предыдущей больнице, – поспешил объяснить врач, – они могут быть причиной сухости в горле больной…
Чувствовался лёгкий запах мочи, по мере того как судно рядом с койкой медленно наполнялось через катетер.
– Её лицо очень сильно избито, сплошной синяк, – сказала Шарлотта, стараясь не обращать внимания на запах.
Она была потрясена. «Что я наделала! Неужели это та самая яростная
– Синяки от полиции. Там разыгралось настоящее сражение, когда…
– Я знаю, что произошло.
Глядя на неподвижное, как маска, лицо немой, Шарлотта отчаянно искала слова, способные выразить её раскаяние, утешить и поддержать её. Но какие слова способны тут помочь? Что она может сказать, чего уже не сказали врачи?
– Вы сделали всё, что могли, – проговорил врач, дав молчаливой посетительнице постоять ещё несколько минут возле такой же молчаливой пациентки.
Эта женщина лишь укрепила его во мнении, что англичанки плохие сёстры милосердия. Мастерицы кроить платье и фразы, но безнадёжны в том, что касается способности выразить подлинное душевное участие. Вот бы дали ему когда-нибудь африканку!..
– Надо бы… – пробормотала Шарлотта. – Я бы…
– Нет, синьора. Поверьте, бывает, что в случаях, подобных этому, пациент контролирует нас, а не наоборот. – Ему не терпелось вернуться к своим делам.
Шарлотта вспомнила о картинке, которую принесла с собой.
– У меня тут… не знаю, возможно, не стоило… – Она извлекла из кармана открытку с изображением Рафаэлевой немой и протянула ему, чтобы он взглянул. – Такая же открытка была у неё… – она едва не сказала «в норе», – у неё дома.
Он показал открытку немой на койке, проверяя её реакцию. Ни малейшего проблеска интереса.
– Ну, не уверен, что это даст какой-то эффект, синьора Пентон, но и вреда никакого не вижу. Решать вам.
Он вернул открытку Шарлотте, которая наклонилась к немой, вложила в вялую руку открытку и прошептала:
– Твою птичку спасли, ты этого не знала? Твоя птичка в безопасности. – Она неуклюже попыталась изобразить птичку. – Хочешь, я попробую, может, полиц… может, удастся принести её сюда? – Она обернулась к врачу и сказала о любимице немой. – Если я принесу птичку, это поможет?
– Кто знает? В её положении я готов попробовать всё, что угодно.
– Хочешь, чтобы я принесла твою птичку… Габриэлла?
Имя появилось на её губах прежде, чем она прошептала его. Шарлотта была уверена, что заметила слабый свет в этих глазах-зеркалах, соединяющих внутренний и внешний миры. Ей необходимо было верить в это.
Вскоре после того, как шеф полиции проводил Шарлотту в комнату для свиданий с заключёнными, он имел честь принять другого посетителя.
– Какое огромное удовольствие вновь видеть вас у себя! – воскликнул он. – В моём участке!
– Как поживает отец? Надеюсь, здравствует?
– О, прекрасно поживает, прекрасно… Теперь он целыми днями дремлет на солнышке со своими приятелями в кафе «Национале». Вспоминает старые добрые времена… Так чем могу быть полезен?
Знатный посетитель, усевшись напротив, объяснил, что чувствует всё возрастающий интерес к делу немой женщины, арестованной в Сан-Рокко.
– Знаю, моя просьба не вполне обычна, но не могли бы вы сообщить любые, какие вам известны, подробности о её происхождении? Я обещал её врачам использовать своё скромное влияние, чтобы помочь её выздоровлению.
«
– Полагаю, я уже сообщил всё…
Посетитель продолжал, подняв брови, смотреть на него с холодным, но настойчивым интересом, из чего шеф заключил, что ему не удастся отделаться обычными отговорками, чтобы оправдать своё бездействие. Он принялся методично перебирать взглядом папки в застеклённом шкафу, пропуская самые тонкие.
– Похоже, тут ничего нет о местечке, где её арестовали… – задумчиво пробормотал гость. – Сан-Рокко, кажется?
Шеф поёрзал в дорогом кресле чёрной кожи, поудобнее устраивая свою тушу.
– Секретный военный материал. Даже у меня нет к нему доступа.
– А как насчёт хозяина кафе – этого Прокопио? Он наверняка и раньше знал бедняжку немую… Есть какие-то сведения об их прежних отношениях? Насколько я понимаю, у него дурное прошлое… уж не уголовное ли?
– Забавно, что вы упомянули об этом, потому что женщина, которая сейчас у него, спрашивала о том же. Похоже, она не имеет совершенно никакого представления о том, какая у него репутация; никогда не подумаешь, глядя на неё, настоящую леди, что она…
– Какая женщина?
– Англичанка реставраторша – синьора Пентон.
– Значит, они… хорошие знакомые, если она навещает его…
Чтобы угодить гостю, шеф с охотой принялся расписывать отношения, о которых мало что знал помимо сплетен, слышанных от двоюродной сестры жены, консьержки в пансионе «Рафаэлло».
– Любопытно, что могут обсуждать два таких… разных человека? – спросил гость словно бы сам себя. – Но… если позволите вернуться к вопросу о его досье: насколько я понял, вы считаете, что англичанка не заглядывала в него?..
– Она не смогла бы этого сделать, даже имея на то разрешение. – Шеф объяснил, что досье Прокопио, где содержались сведения о всех его предыдущих конфликтах с законом, было утеряно при переезде в эти более просторные помещения. – Десять лет назад – ещё при моём отце. Но, разумеется, каждому известны политические взгляды Франческо.
Птичка Муты выбрала этот момент, чтобы запеть свою затейливую праздничную песенку.
– Прелестно, – заметил гость без тени иронии. – Кто бы мог себе представить канарейку в полицейском участке!
– Это всё дурень Луиджи! Вытащил её из подвала немой в Сан-Рокко.
– Неужели? Так, говорите, она принадлежала глухонемой?
– Проклятая птица доконала нас. Думаю, формально она собственность немой. Мы не знаем, что с ней делать.
– В таком случае, может, позволите предложить совершенно законный выход?
Шарлотте казалось, что у неё хватит сил выдержать эту встречу, но ошиблась. Она нервно теребила свою серую шерстяную юбку на коленях и в беспощадном свете неоновых ламп впервые по-настоящему разглядела, какая сухая и потрескавшаяся стала кожа на руках. Она предпочитала думать о том, что стареет, да о чем угодно, но не встречаться взглядами с человеком, сидевшим напротив неё.
