вот из этого стрелял громила, убитый последним, а этот был в руке у второго, и он похоже, выстрелить не успел – такой пистолет гораздо лучше. Белка швырнула в сумку пистолет Шайтана и не оглядываясь бегом, скачками, понеслась к своей машине.
Она долго не могла повернуть ключ в замке зажигания, собственно, поначалу она не могла его вставить в замок – так тряслись руки.
Она выкурила подряд две сигареты, доехала до ближайшей речушки, вымыла руки, протерла от крови все, что было испачкано в машине, выбросила Олегову сумку, вынув из нее все нужное, еще раз вымыла руки, потом вернулась в машину, села за руль и вдруг в одно мгновение поняла, что нужно делать.
Может быть, было еще не поздно. Вряд ли в этих краях так быстро приезжает милиция. Может быть, ее еще даже не вызвали.
Страшно, ох как страшно было ехать назад! Но уезжать в Москву было просто губительно. Она остановила машину точно в том же месте, где пару часов назад ставил ее Олег, тщательно протерла сухой тряпкой баранку, ручку двери и ручку скоростей. Велико было искушение оставить ключи в замке зажигания – вот такой рассеянный великий журналист! – но в деревне Льгово было темно и тихо, и надо было использовать шанс, надо было, и Белка стиснула зубы и пошла.
Раньше она бы никогда не поверила, что способна на такое – расстегнуть молнию на кармане промокшей от крови куртки и бросить туда ключи.
Она плохо помнила, как вышла на дорогу и долгие девять километров шагала в кромешной темноте, чтобы, выйдя на Старицкое шоссе, ловить редкие ночные машины, рискуя попасть в еще более страшную историю. Только ей уже было все равно. Она должна была приехать в Москву еще ночью, и ради этого могла отдать все взятые с собой деньги – триста долларов и какие-то мелкие тыщи. А если придется, готова была и стрелять.
Стрелять не пришлось. И вполне хватило сотни долларов, чтобы в пятом часу утра переступить порог своей квартиры.
Горца подняли ночью и привезли на дачу Высокого Шефа в Успенское. Кроме двух сопровождающих в машине, никто не видел его лица, даже охрана у ворот, и Горец этому внутренне порадовался. Чем закончил Шайтан, который светился даже в Кремле, теперь вся братва знала конкретно.
А после того, как команда Кислого совместно с ребятами Горца ликвидировала Шайтана, стало известно, что этот бродяга не только имел оформленную на свое имя мощную трастовую компанию, чистенькую, исправно платящую налоги, но и собирал подписи – баллотироваться в Госдуму. И если б теперь ему башку не пробили, точно собрал бы и в Думу прошел однозначно, с его-то деньжищами. Может быть, это не понравилось Высокому Шефу?
Мираб Саркиев по кличке Горец был намного скромнее. Тюремный стаж имел небольшой, в девятнадцать лет сел за кражу по глупости, зато в перестройку сильно продвинулся в нелегальном бизнесе, стал признанным авторитетом и в девяносто первом был коронован вполне законно. Кто-то из стариков шипел, мол, 'апельсин' ты, а не вор, но это с каждым годом имело все меньшее значение. Несколько лет подряд Горец был 'основным' в Новгороде, потом перебрался в Москву и вот теперь ему поручали доделать то, чего не успел Шайтан – закончить формирование беспрецедентного по масштабам северо-западного объединения криминальных группировок и принять руководство им.
Высокий Шеф вышел из дома навстречу Горцу, и они вдвоем – охрана на почтительном расстоянии сзади – долго бродили по дорожкам парка.
– Суть проблемы сводится к следующему, – формулировал Ларионов. – На днях состоится ваша сходка, в частности, посвященная проблемам глобальной координации, ну, то есть всеобщего объединения усилий. Этим интересуются не только и не столько органы внутренних дел, сколько уже небезызвестная тебе служба РИСК. На сходке обязательно будут, как минимум два их агента. Твоя задача – узнать их и обезвредить.
– А если не удастся? – по-детски растерянно спросил Горец.
– Плохо, если не удастся. Утечка информации стоит сегодня дорого, а убирать всех подряд, как Шайтана – с кем тогда работать? Сумел же ты в Свердловске распознать Глызина.
– Какого Глызина? – не вспомнил Горец.
– Ну, Мосла, Мосла, которого вы так вовремя закололи. Он же из РИСКа был.
– Ах, Мосла! Так мне повезло тогда. Во-первых его срисовал кто-то на зоне, он же на Петровке работал, а во-вторых, когда Мосол неожиданно на волю дернул и по существу засветился, нам помог его же агент из ментуры, Корягиным, кажется, звали. И кто этого мента перекупил? Так я и не понял.
– Всех не перекупишь.
Ларионов загадочно улыбнулся. Пусть Горец думает, что это он перекупил. Эх, узнать бы правду! Да у кого? Разве что у Григорьева. Но он же хитрый, гад, никогда в жизни правду не говорил.
– Всех не перекупишь, – повторил он. – Придется тебе, Горец, самому их срисовывать. Задача архиважная. Ты же не дурак – придумаешь способ. Пункт второй. Необходимо удержать тверской регион от полного выхода из-под контроля. Сам понимаешь, как там теперь РУОП развернется с ФСБ на пару. Пусть все специальные люди лягут на дно или уедут. Проследи за этим. Группировку надо спасти – она будет на твоей совести.
'Ну, от такого довеска, – подумал Горец, – совесть моя не надорвется. Хуже другое. Хоть Высокий Шеф и говорит 'спасибо', на самом деле сработали мы грязно. Журналиста убрали, может, и правильно, но тело бросили зря. Странно, что Шеф об этом не спрашивает'.
И словно читая мысли Горца, Ларионов спросил:
– Откуда взялся этот репортер Заманский?
– Зарайский, – поправил Горец, – он сам вышел на Шайтана, по своим журналистским каналам.
– Здорово, – сказал Ларионов злобно, – скоро у них каналы будут лучше, чем у Лубянки. МВД-то они уже давно обскакали. Ну и что?
– Зарайский встречался с Шайтаном дважды, – рассказывал Горец. – При первой встрече я присутствовал. Были еще двое – Кузнец и Кандыба. Шайтан ничего не сказал журналисту. Ничего.
– А потом?
