я немножечко страдал, но совсем немножечко, а когда Андрюшка уезжал к бабушке или мне случалось уезжать куда-нибудь, я не то чтобы не скучал, а просто откровенно отдыхал от утомительного общения с мальчиком. Очень скверный папаша. Напоминать мне об этом сейчас было несколько жестоко со стороны Тополя. Но справедливо. И теперь уже я замолчал надолго.
– Ты любил свою жену? – спросил вдруг Тополь.
– Еще бы! – Я грустно улыбнулся. – Помнишь Лайзу из 'Подземной империи'? Это она. Может быть, я и сейчас люблю ее.
– Кого? Лайзу?
– Ты прав, Тополь. Наверно, я всегда любил в ней именно Лайзу. И чем меньше они были похожи, тем хуже делались наши отношения. А сегодня…
– А сегодня ты ее снова любишь, потому что ее нет рядом с тобой. Слушай, Михаил, мне надоело выглядеть старым отъявленным циником. Давай прекратим этот разговор и вернемся к нему позже. Все равно какое-то время для тебя будет физически невозможно повидаться с Белкой.
– 'Какое-то' – это какое?
– Ну, месяца три, как минимум, тебе вообще в Москве будет нечего делать.
– Вот те на те, хрен в томате! А Новый год я встречу на Багамах?
– Да хоть на Луне. До Нового года еще дожить надо.
– И то верно, – пробормотал я.
И вдруг новая тревожная мысль кольнула прямо в сердце. (Фу, какой штамп! Но так и было: легкий, но болезненный укол под пятым ребром.)
– А с Вербой я тоже три месяца не увижусь?!
– Почти.
– Да вы совсем с ума посходили с вашей проклятой работой! Я так не согласен!
Уже в следующую секунду мне стало стыдно за эту вспышку эмоций, и я очень боялся, что Тополь сейчас ядовито спросит, кого же я все-таки люблю, Белку или Вербу. А я, если до конца честно, любил не ту и не другую. Я действительно любил никогда не существовавшую, мною придуманную Лайзу, а еще – погибшую тринадцать лет назад Машу, но уж про Машу-то я точно не собирался ничего рассказывать Тополю. Он и так обо мне слишком много знает. Должно же у меня остаться хоть что-то свое, личное, сокровенное! Или не должно? Наверно, теперь мне это противопоказано. Я же отныне Малин. Сергей Николаевич.
Тополь не стал меня подкалывать, даже наоборот, решил успокоить:
– Я же сказал 'почти'. Ваши дела будут иногда пересекаться. Вот, например, предстоит общий сбор.
– Понятно. Ну, а в остальное время? Как же она без меня?
– В каком смысле? А-а, – догадался он, – да ты, брат, ревнуешь! Ну, это ты зря. Татьяну ревновать глупо. Любит она теперь только одного тебя. Точно тебе говорю, потому что знаю. Ну, а если ты считаешь, что ей ни с кем кроме тебя больше спать нельзя – так это вопрос сугубо интимный, и решайте его, пожалуйста, между собой по телефону или в письмах – как угодно. А лично я ни к чему тебя конкретно не призываю: ни к трехмесячной аскезе, ни к регулярному онанизму. Живи, как нравится, и знай: Верба тебя любит. Голову ерундой не забивай и, главное, работай. Учись и работай. На тебя вся надежда… прозаик.
Тополь поднялся и, не дав мне возможности ответить, заявил, пародируя голос Горбачева:
– Ну, все, регламент.
– Даду-даду-да, – подпел я и спросил несколько растерянно. – Ты вообще-то зачем приезжал?
– Зачем? Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Так, кажется, у Шекспира?
Я кивнул.
– Ну, вот. У меня здесь масса дел. Обязательно хочу повидаться с добрыми молодцами, прибывшими от Арафата. Что-то они непременно слышали про нашего Валерку Дуба. Сектор Газа – это не Россия и даже не Англия, он очень маленький, и там все друг друга знают. С Чембером надо покалякать. Ну и потом, наш с тобою разговор, кажется, был не совсем бессмысленным. Все. Улетаю завтра. До этого связь со мной через Чембера. Инструкции вот здесь.
Он выложил на стол папку, повернулся и быстро вышел. Ни здрасте, ни до свидания.
Пора тополиного пуха.
Конечно, разговор был не бессмысленным. Чего только он не наговорил мне! Чего только я не наговорил ему! И что забавно, я вдруг вспомнил: по ходу беседы мы несколько раз переходили с русского на английский и обратно. То, что я теперь это умею, грело душу. Мог ли я представить, сколько всего буду уметь через те самые три месяца, о которых говорил Тополь?
Еще чуть меньше двух недель пробыл я в Лондоне. Шлифовал свой английский, ежедневно занимался карате в стиле кекусинкай (именно к этой школе принадлежали Малин и его сенсей Рамазан) и совершенно забыл об алкоголе, тем более о курении. Продолжал изучать малинское досье, перейдя ко второй его части. Теперь это было, пожалуй, уже действительно досье: фото-, видео-, аудиоматериалы, документы, подробные описания его привычек, гастрономических вкусов, сексуальных пристрастий, манеры одеваться, водить машину, играть в теннис (в который я играть практически не умел). Все эти детали я должен был запоминать, учить, отрабатывать, доводить до автоматизма.
Потом начался следующий этап. Я должен был познакомиться со всеми местами, в которых успел побывать Малин. И чем большее время провел там Сергей, чем большее значение имел для него данный город или страна, тем дольше и меня задерживали для ознакомления. Две недели в Италии сопровождались изучением языка по экспресс-методу. Не скажу, что выучил его наравне с английским, но ко дню отъезда уже мог общаться с итальянцами. Верно говорят, второй язык учить проще. Такая же двухнедельная
