практика была в Париже и в Анголе. Не меньше недели провел я в Штатах. Специальным изучением американского языка мы там не занимались (тем более, что Ясень славился своим классическим оксфордским вариантом английского, выученным не столько по жизни, сколько по книгам и лекциям), зато мы изрядно поколесили по стране: штаб-квартира службы ИКС в Майами, Калифорнийский филиал в Санта- Крузе, научный центр Спрингера в Колорадо, непременно, Нью-Йорк (кажется, это была просто экскурсия) и, наконец, Вашингтон, где нас принял лично президент. Дедушке было очень важно знать, заметит ли он подмену Малина на Разгонова. И дорогой наш господин Клинтон ничего не заметил. По-моему, было ему просто не до нас.
О своих немыслимых путешествиях рассказываю сейчас не по порядку – перепуталось все в голове. Но повсюду я вспоминал пророчество Вербы: писать станет некогда. В Лондоне я еще хорохорился и в промежутках между занятиями упорно заносил в блокнот все, что со мной произошло за последние дни. Когда же начались эти безумные перелеты, писать стало действительно невозможно.
Ну, вот допустим, на два месяца тормознули меня в Тель-Авиве для прохождения интенсивного курса обучения в тамошней 'Мидраше', то бишь разведакадемии 'Моссад'. Так мало того, что хитрые евреи вздохнуть не давали от занятий – я вновь и вновь отправлялся по местам боевой славы Малина: Дамаск, Осака, Пяндж, Коломбо, Тирасполь, Барселона, Батуми, Сан-Сальвадор, Бхактапур (не уверен, что перечислил все) и даже станция Амундсен-Скотт аккурат на Южном полюсе – во куда моего двойничка занесло однажды, несчастного! Боже, как я мечтал о путешествиях в детстве и ранней юности! (Или я уже говорил об этом?) Но по три-четыре дальних перелета каждую неделю, даже на самых современных и комфортабельных самолетах – это, братцы, чересчур, после этого в простые фразы на иврите начинаешь как-то незаметно для самого себя вставлять странные тамильские ругательства, по ночам снятся латиноамериканские красотки верхом на верблюдах во льдах Антарктиды, и уже никуда не хочется ехать, лететь, плыть, не хочется стрелять ни в какие мишени, изучать методы шифровки и системы паролей, отрываться от хвоста и сочинять легенды, попадать в болевые точки и концентрировать энергию… Хочется просто развалиться на крупном песке шикарного пляжа в Эйлате и лежать, и смотреть на солнце сквозь прикрытые веки.
Я лежал и думал, что сойду с ума. Потом вспомнил: о чем я? Я же еще тогда подвинулся, в лесу под Степурино, подвинулся сразу, всерьез и надолго, может быть, навсегда.
Раза три побывал я в Москве. Хорошо звучит, правда? Из аэропорта меня привозили в собственный кабинет на Лубянке или в Информцентр на Варшавском шоссе. А по окончании рабочего дня – обратно на самолет. Лишь однажды довелось переночевать на родной земле, и то не в городе, а на ближней даче, в Нахабино.
В октябре, как и планировали, состоялся общий сбор. Почему-то в Польше, в маленьком городке Зелена Гура недалеко от границы с Германией. Все было жутко конспиративно, жутко интересно, но, по-моему, совершенно безрезультатно. Впрочем, об общем сборе надо рассказывать отдельно, подробно и, значит, в другой раз. В Зеленой этой Гуре и тоска была зеленая, потому что с Вербой мне удалось лишь повидаться набегу.
Нормальную встречу нам устроили в Хайфе, примерно месяц спустя. На самом-то деле и она оказалась очень мимолетной. Была ночь, было много вина, много моря, цветов и фруктов, но очень, очень мало времени, и были мы пьяные и голодные друг до друга, и когда расставались утром, обнаружили, что даже ни о чем не поговорили.
И опять лишь коротенькие письма по факсу или мейлу. Разве это общение? К концу года я до такой степени от всего озверел, что перестал понимать, происходящее: чем занимается наша организация? Кто я в ней такой? Зачем вообще все это нужно? Кедр быстро почувствовал мое состояние, Тополь тоже понял, что дело – швах, и в декабре меня привезли в Москву окончательно.
– У тебя неделя отдыха, – сказал Тополь. – Пешком по улицам не болтайся, на 'патроле' можешь ехать куда хочешь, но не один. Впрочем, могу создать тебе иллюзию, что ты один, но знай: мы все равно будем тебя сопровождать.
– И это теперь на всю оставшуюся жизнь? – грустно спросил я.
– Скорее всего – да. Но помнишь, я же объяснял тебе, что рано или поздно у тебя появится выбор.
– Помню, – сказал я.
Я впервые увидал 'свою' квартиру. Не на экране телевизора и не на фотографии. Квартира мне понравилась. Это был привычный для меня тихий центр, старинный дом, высокие потолки, наборный паркет, солидные двери.
Закончился какой-то жизненный этап, замкнулся кольцом, и наступило ощущение пустоты и безразличия. Я спал, читал (на русском языке!), ел, пил джин с тоником и коньяк, смотрел телевизор (говоривший по-русски!), ездил по московским улицам (просто так!) и ждал Вербу. Татьяна должна была приехать со дня на день откуда-то. Кажется, из Аргентины.
И наконец, она приехала. Отпуска моего оставалось три дня. Боже мой, какие это были три дня!.. Как бы это получше описать? Да нет, не буду я их описывать. Ни к чему это. Ну вас всех на фиг!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВЕРБАЛАЙФ
Человеческая жизнь начинается по ту сторону отчаяния.
Глава нулевая
– Сергей, – позвал из темноты ее нежный голос.
– А можно я буду сегодня не Сергей?
– Можно, – сказала Татьяна. – Сегодня ты будешь Мишук.
– Мешок? – переспросил я, дурачась. – Мешок с чем?
– Мишук, – повторила она. – Ми-шук. С чудесами.
– Это с какими же? – поинтересовался я.
– Погоди, не сбивай, я хотела с тобой поговорить.
– О чем?
