Иди к ней. Уговори, улести, заплати, наконец. Я знаю таких девочек. Они настолько честные, что или по любви, или как воды попить, или за деньги.
– А что, есть другие варианты?
– Есть. Когда они не захотят, ничто не поможет. Никакие златые горы.
– Ладно, – сказал Матвей. – Доцеловывайтесь тут, а я спать.
И пошел – в туалет сперва (вода зашумела), потом мирно, по-крестьянски зевнув, показавшись в дверном проеме, высокий, широкоплечий, пахарь, комбайнер! – спать.
– Когда разрешено, интереса нет, – сказала Таня. – Спокойной ночи.
– Жаль, – сказал я.
– Ничего.
– Поехали ко мне. Со мной. Я же все вижу. Он не нужен тебе. Доброта его фальшивая. Он ревнивый. Я вижу.
– Ты злой, оказывается. Представь, если б ты угадал? Ты бы сделал мне больно. Но ты не угадал. Он нужен мне. Мне хорошо с ним.
– Конечно. Если б не бессонница, – сказал я и вышел.
Но тут же вернулся:
– Извини. Я дерьмо.
– Бывает. Спи спокойно.
– Я хотел бы с тобой... Ну, побыть, пожить, не знаю...
– Со всеми не поживешь.
Я пошел спать и довольно скоро заснул.
Проснулся оттого, что Нюра во сне прижималась ко мне, обнимала и что-то бормотала.
– Эй, – сказал я тихо, – эй, очнись.
Она открыла глаза.
Я дотронулся пальцами до ее щеки. Она чуть повернула голову, поцеловала мои пальцы. Проснулась совсем. Вздохнула.
– Зачем ты меня разбудил?
– Кумир снился?
– Трижды дурак. Тронешь меня – убью.
Дурак, сказал я себе. Вот уж воистину.
Но мне, дураку, было хорошо. Я давно уже не любил никого, а сегодня за несколько часов полюбил сразу двух женщин.
Утром Матвей ушел раньше всех – на службу. Сказал, что, если хотим, можем гостить. Мы поблагодарили, но гостить не собирались и распрощались с ним.
Я слонялся, никак не мог остаться с Таней наедине. Я хотел попросить разрешения писать ей письма. Я никому до этого не писал писем.
Улучил момент. Она разрешила.
– Может, вам темные очки дать? – деликатно спросила она Нюру, которая рассматривала в зеркале синяк под глазом – след вчерашней стычки с рыдающими девицами. Синяк был большим и лиловым.
– Никогда не ношу темных очков, – сказала Нюра.
И мы ушли.
Дошли до платформы, сели в электричку, поехали в Москву.
Потом в метро.
Она вела, была впереди, хотя мы шли рядом.
Я придумал игру не спрашивать ее ни о чем. Она куда-то ведет меня. Пусть ведет.
Доехали до «Пражской». Вышли. Район совсем для меня незнакомый. Магазин «Обои». У этого магазина Нюра меня оставила, сказав, что скоро вернется.
Вернулась она через два часа.
Я почему-то ничуть не беспокоился, я знал, что она вернется.
Она вернулась.
На глазу пиратская черная повязка. Причем не тряпица какая-нибудь, а словно нарочно сшитая – плотный черный кругляш и две аккуратные тесемочки.
Она дала мне деньги.
– На билет хватит?
– Даже лишние.
– Лишних не бывает.
– А ты остаешься?
– Нет.
– Едешь домой тоже? Поехали вместе. Или слушай, поехали ко мне в гости. Саратов замечательный город, хоть я его не люблю.
Она молчала.
– Или хочешь, я к тебе в гости поеду, – сказал я.
– Ты скромный и ненавязчивый. Ладно. Монетку бросим. Орел – едем к тебе. Решка – едем ко мне.
– Можно не бросать, – сказал я. – Будет решка. Едем к тебе. Хоть сто раз брось – и сто раз выйдет решка. Такой уж я везучий.
– Не трепись.
Она достала монетку, подбросила высоко и не поймала, монетка упала на тротуар.
Я даже отвернулся.
– Эй, давай смотреть, а то скажешь, что жульничаю.
– Нечего смотреть. Решка.
– А вот и орел. – Она подняла монету и поднесла к самым моим глазам на растопыренной ладони. – Ну? Орел или нет?
– Бывает. Значит, у тебя рука легкая.
И в тот же день мы взяли билеты, поехали в Саратов.
В поезде она долго смотрела в окно, а потом легла и сказала:
– Такое чувство, что месяц не спала. Как сейчас засну до самого утра.
– Разве не выспалась? – спросил я.
– Ты не дал. Ворочаешься, храпишь.
– Я никогда не храплю.
– Вскакивал то и дело. Недержание мочи у тебя? Или к Таньке бегал? Ты успел с ней?
– Что?
– Ничего, я сплю, не приставай. Болтливый попался.
Мне казалось, что она заснула: лежала ровно, дышала ровно, лицо спокойное. Но она вдруг спросила так, будто разговор не прерывался:
– Знаешь, сколько я стою? Я стою пятьдесят долларов. По курсу рубля на текущий ноябрь одна тысяча девятьсот девяносто пятого года – двести тридцать с чем-то тысяч рублей. Что можно купить на двести тридцать с чем-то тысяч рублей?
– Два билета до Саратова.
– Вот так. Моя цена – прокатиться до Саратова. Ну, или как флакончик духов. Не знаю, сколько стоят духи.
– Десять комплектов металлических струн, – сказал я.
– Один зимний сапог из искусственной кожи, – сказала она.
– Двадцать бутылок водки. Целый ящик.
– Рукав от норковой шубы. Нет, вряд ли рукав, карман один.
