ты это делаешь?
– Что? – рявкнула я, испытывая острое желание медленно и мучительно снимать с неё скальп при помощи этого ножа, который явно был старше моего дедушки, или отмочить что-нибудь покруче. – Всего только вода, нет?!
– Не начинай, Ковальчик, – мрачно сказала она.
– Не кислота, не ацетон, – в придачу к скальпу я стала мечтать красиво развесить её кишки на лампе.
– Поменяешься со мной штанами? – подколола Джонсон.
'Тупая стерва', – прямо-таки было написано у неё на лбу громадными буквами.
– Просто какая-то вода! – язвительно уточнила я.
– О`кей, вода, – подозрительно легко согласилась она. – А давай, я вылью эту кастрюлю тебе на голову – и посмотрю, что ты скажешь. Особенно сидя задницей в луже размером с половину кухни.
Я ясно представила, как она пинает ногой этот алюминиевый раритет с красными буквами на боку: по полу катится девятый вал мутной воды, а картошка весело скачет следом.
– А ты что вылупился? – заорала Джонсон.
Вместо кастрюли или моей физиономии под раздачу попал пацан из автороты, который имел несчастье повестись на развод и прошедшей ночью примкнул к нашей компашке людей с полным отвалом башки, сев за руль внедорожника. Хоть и не по своей воле.
– Я не вылупился, – скромно сказал он.
– Работай давай, а то сейчас глаз на жопу натяну, – гаркнула Джонсон. – Смотреть он будет ещё.
Пацан вздрогнул и принялся сосредоточенно выковыривать картофельный глазок.
– Ковальчик, – печально сказала Джонсон.
– Что? – строго спросила я.
– Какого хрена ты не сказала мне 'стой'? – она отрезала чуть не половину картофелины и остановилась, не зная, что теперь сделать со второй половиной.
– Выкрасить и выбросить, – мрачно посоветовала я совсем не в тему.
Она не переспросила, потому что услышала слово 'выбросить'. Картошка смачно шлёпнулась в груду очисток.
– Я говорила тебе 'стой', – нагло соврала я.
Я ни хрена не помнила, говорила я ей 'стой' или орала на всё расположение 'мочи козлов'. Исходя из того прискорбного факта, что сейчас мы были здесь – скорее, второе.
– Ковальчик. Пожалей мои слуховые аппараты. Не наматывай на них лапшу, – с сомнением протянула Джонсон.
– Лапшу проехали. Какого хрена ты вытащила этот промедол? – обличительно заявила я с видом следака, который допрашивает пойманного за руку барыгу и рассказывает ему, какой тот гондон.
– А какого хрена ты выпросила у Риц спирт? – вскинулась Джонсон, точно её невзначай прищемили дверью.
Интересное кино. Я взяла спирт не у Риц – это был раз, я не думала его так уж прямо выпрашивать – это было два, и никого не касалось, откуда он вообще появился – это было три. Не хватало ещё и огрести до кучи по самые помидоры. Ну, нет, шалишь.
– Я первая принесла спирт, так? – сказала я.
– Ну? – с подозрением спросила она.
– Хрен согну, – оскалилась я. План 'Перехват' вступал в силу.
– Хорошо, без 'ну', – Джонсон начала раздражаться. – Так тебя устроит?
– Далее. Мы могли ограничиться спиртом, и ты и я.
– Хорошо. Ладно, мы НЕ ограничились спиртом, – она намочила в ведре с водой носовой платок и, со стоном задрав башку, прилепила его себе на лоб. – Блин, Ковальчик. Лучше бы мы им ограничились.
– Потом ты сказала, что у тебя есть промедол, так? – беспощадно продолжила я.
– Так, – нехотя согласилась она.
– Так я предупреждала, что спирт не стоит мешать с этой дрянью, или нет? – нежно пропела я, изображая Берц, когда она начинает эту свою телегу про… а, не важно.
Наступила тишина. Пацан из автороты переводил взгляд с меня на Джонсон, от любопытства приоткрыв рот.
– Пасть закрой, ворона влетит, – сказала ему Джонсон и тут же разъярилась: – Чего сидим? Корнеплод в зубы – и погнал.
Пацан послушно зашуршал дальше.
– Значит, это был развод, да? – грозно спросила она меня.
– Какой развод? – я сделала вид, что в данный момент жизни картошка интересует меня больше всего на свете.
– Из серии 'сам дурак', да? – уточнила она и так махнула ножом, что он чуть не улетел в сторону. – Обязательно надо было выставить меня придурком. Хорошо, ладно, я сам дурак.
– Не переживай. Как видишь, не ты одна, – утешила я. – Но ведь я предупреждала?
– Ну, вроде, – нехотя согласилась она.
– Ничего себе 'вроде'! – возмутилась я.
– Слушай, Ковальчик, давай я тебе лучше спляшу? – предложила она, окончательно забивая на корнеплоды.
– А ты умеешь? – поразилась я.
– Что ещё тебе сказать, кроме этого самого 'вроде'? Если весь вчерашний вечер я помню, типа, знаешь, когда приходишь в киношку, а чувак, который сидит в этой будочке, спьяну покоцал плёнку, и ты один кадр видишь, а девять из десяти пустые?
– Тогда и впрямь лучше спляши, – строго сказала я. – Может, хотя бы тогда ты перестанешь выглядеть, как унылое говно.
– Иди к чёрту, – обиделась она, заново намачивая носовой платок.
– Значит, просто захлопнись. Я предупреждала про коктейль, – я уже устала препираться.
– А почему я тебя не послушала? – сумрачно поинтересовалась Джонсон.
– Может, тебе ещё клизму перед сном поставить? – раздражённо спросила я. – Давай, Джонсон, я умею – только извини, если у тебя польётся из ушей.
Раздался звук, будто кого-то шлёпнули по голому заду. У окна в столовку, навалившись на кафельный подоконник и кокетливо оттопырив филейную часть, стоял какой-то крендель, с сержантскими нашивками и круглой, как блин, рожей.
– Ага, – наконец, сказал он, констатируя факт, и оглядел нас с ног до головы.
Пацан-водила втянул голову в плечи и быстрее заработал ножом.
– Надо чего? – спросила я – просто так. Сейчас мне было ровным счётом наплевать на всё, кроме своей головы, которая гудела, словно меня засунули внутрь барабана.
– Что, не тому мозги вышибли, снайперы? – с неприязнью сказал сержант и щёлкнул пальцами.
– Да где уж нам уж. Мы же типа бонус. Хотишь – мозги по стене размажем, хотишь – картошечки сварганим, – сказала я.
– Никак вообще не вышибли? – подколол он.
– Варежку закрой, Соколиный Глаз. А то тебе сейчас точно вышибу, – вдогонку посоветовала грубая Джонсон.
– Слышь, расстрельщики! – не унимался он. – Мы тут от вашей стряпни все не попередохнем, как тараканы? А?
– Готовься. Ты первый, – пообещала я, а Джонсон размахнулась и метнула недочищенную картошку. Та с противным шлепком шмякнулась о стену над сержантской башкой. Башка тут же исчезла. Картошка отскочила и сиротливо валялась на кафельном полу. На стене остался мокрый отпечаток. Мне представилась, какой он склизкий, – и меня, конечно, тут же затошнило. Жизнь продолжалась, мать её. Только это была жизнь на следующий день после алкоголя пополам с промедолом, и потом после всего того, что случается, когда напринимаешься какой-нибудь шняги. Мне хотелось просто лечь и умереть.
– Слышь, залётчики, – я чуть было снова здорово не встала на рога, но это оказался всего лишь
