– Погоди-ка, – она нагнулась к тумбочке и принялась сосредоточенно вышвыривать оттуда всё подряд. А когда это увлекательное занятие было закончено, она разогнулась, держа в кулаке несколько ампул. Ампулы были с промедолом. Я ещё не успела забыть, как они выглядят.
– Кстати, о кайфе, – победно сказала она.
– Эээ… ты уверена? – осторожно спросила я.
– Слушай, прекращай, – легкомысленно сказала Джонсон, сворачивая у одной ампулы голову. – В следующий раз не кто-то, а мы с тобой запросто можем остаться посреди дороги с простреленной башкой – и вот тогда-то мы уже точно не оторвёмся. В аду, знаешь ли, таких услуг не предусмотрено.
Промедол разливался по венам, поднимаясь от ног горячей волной, и словно мягкой тёплой подушкой ударял в голову. Я уже начала догадываться, что если я сейчас не завалюсь спать, то поставлю на рога всю роту, если не весь город. Я легла на койку и смотрела, как слегка дрожат остатки жидкости в бутылке со спиртом. Наконец, бутылку сграбастала Джонсон с явным намерением допить, даже не разводя до состояния водки. Она могла пить чистый спирт, а я нет. Я хмыкнула и перевернулась на спину. Наверное, я так бы и заснула, не раздеваясь, вся облепленная этим дерьмом из канавы, если бы не вспомнила ту ночь в доме с выбитыми окнами, вместе с пьяным доктором, когда она вот так же пила неразбавленный спирт, а осколки стёкол на полу звенели, будто телефон далеко-далеко…
Я блаженно улыбнулась и подсунула руку под голову. Вместо потолка уже замелькали какие-то кадры, выдёргивая мой разум на грань между реальностью и наркотическим бредом… Где-то далеко-далеко… Далеко-далеко… звонил телефон…
И тут меня словно окатило холодной водой, и выдернуло в другую реальность – дальше, дальше, к чёрным заборам и сгоревшему грузовику, и ещё дальше, в проклятый посёлок с черепичными крышами и резиновым человеком-мячом…
Я вскочила и чуть не навернулась – расположение с какой-то радости не стояло на месте, а рывками вращалось вокруг меня, – а в голове хороводились мысли, словно скользили друг за другом по леске бусины от стеклянной гирлянды, какую цепляют на ёлку. Телефоны по военному времени имелись только в органах управления населённым пунктом. Время выхода колонны знала одна Берц. И день, и час, и минуту. На подготовку засады тоже требовалось время, хотя бы начиная с того момента, когда колонна тронулась – ну, и, заканчивая началом атаки. И времени у этих козлов было ровно столько, и не больше, потому что иначе они успели хотя бы заложить фугас.
Я в готовом виде вывалила это Джонсон. Некоторое время она сидела молча, а вот что было потом, я помнила уже какими-то кусками. Я помнила, что мы, пылая праведным гневом, нарезали круги около гаража, то и дело вляпываясь в собачье дерьмо, которым был живописно украшен пустырь по соседству. Но я не совсем понимаю, на кой шут мы хотели угнать БТР, если всё одно не проехали бы на нём и десяти метров. Наконец, мы отловили пацана из автороты, который под покровом ночи крался из самохода, и, прислонив его к стене, принялись доходчиво объяснять, что к чему. Пацан, который смотрел на нас, как кролик на сразу двух удавов, вывел из бокса внедорожник и через минуту мы уже мчались в ночи, замышляя кровавую месть.
За автомобильными стёклами было черным-черно – и это были просто стёкла, а не броня бэтера, и не брезент кузова, где ты сидишь плечом к плечу с товарищем. Это было как когда-то, давным-давно. Там тоже была облезлая легковушка, и дорога за двести километров в один из городков мегаполиса, а потом была дорога обратно, и тёмный ночной лес с липкими шишками и опавшей хвоей, которая скользила под ногами, как намыленная…
Это случилось, когда Ник сообщил, что нашего поставщика взяли с поличным.
– Послушай, у нас проблемы, – заявил он с порога – и тут же замахал руками: – Нет-нет, не то, что ты думаешь.
Ясен пень, при слове проблемы я думала только одно. Проблемы всегда имели две руки, две ноги и тупую башку, в которой требовалось проделать дырку, ну, или изобрести какой-нибудь ещё способ. По изобретению действенных способов специалистом был Ник, а вот всё остальное почти всегда ложилось на меня.
– Откуда ты знаешь, что я думаю? – настороженно спросила я.
Ник плюхнулся на табуретку, которая жалобно пискнула и накренилась на бок, и сообщил:
– Тони засыпался.
– И? – сказала я.
– Что – и? – удивился Ник. – Тебе надо объяснять?
– Зачем? – хмуро справилась я. Сотрясать воздух объяснениями было без надобности. Тони – это был опт, это были деньги, которые мы делали на разнице в цене опта и розницы. А теперь добрая половина бизнеса накрывалась медным тазом.
– Что – зачем? – раздражённо спросил Ник. – Ты же сама сказала это твоё 'И?' с вопросительным знаком, или нет?
– Я хотела узнать, что мы будем делать дальше, – пояснила я.
– Мне иногда кажется, что всё пропало, – устало сказал Ник. – Вот знаешь – взяло, и ухнуло куда-то в тартарары. И тогда мне хочется просто сесть и сидеть, не шевелясь.
– Сиди, не вопрос, – разрешила я.
– Сижу, – покорно согласился он. – Но ты прекрасно знаешь, что я всё равно встану и пойду. И ты встанешь и пойдёшь.
– Ну да, – согласилась я.
За окном периодически шкрябали чьи-то ботинки, где-то мяукала кошка – мне казалось, что в подвале, – но на самом деле я не думала, что кто-то по доброй воле полезет под землю ещё глубже, чем я.
Ник потёр пальцами виски и сказал:
– Давай мыслить логически.
– Давай, – согласилась я.
– Тони укатают в качестве ходячего корма для вшей очень надолго. Так что имя 'Тони' мы забываем, – сказал Ник и методично выдрал из записной книжки один листок.
– Не сори, – строго предупредила я.
– Не начинай, – возмутился он. – Сейчас мы решаем проблему, пусть даже я засру всю твою хату. Всё равно, хуже ей уже не будет.
– Ладно, – нехотя согласилась я.
Ник порвал листок в мелкие клочки и выкинул под стол.
– Продолжим, – удовлетворённо сказал он. – Теперь будем рассматривать альтернативные варианты. Тащи телефон.
Я притащила раздолбанный аппарат, стилизованный под старину, Ник приволок поближе к столу свою табуретку и положил перед собой записную книжку, придавив её вверху сахарницей. Я скромно сидела в сторонке и наблюдала за процессом.
– О`кей, я понял. Перезвоню. Минут через десять-пятнадцать, – говорил Ник в конце каждого разговора, а потом методично вырывал листок и делил его на аккуратные четвертушки.
Куча бумажных клочков постепенно становилась всё больше и больше, Ник хранил ледяное спокойствие, но толку пока что было чуть. Кого-то арестовали, кто-то драл за товар бешеные бабки, кто-то мог кинуть или слить – в общем, пока не выкруживалось ничего.
– Пусто, – констатировал Ник, закрывая записную книжку, которая стала почти лысой.
– Совсем? – уже обеспокоенно спросила я. Это был облом. Это была спокойная жизнь и пустые кошельки. Нет уж, свой парень по имени 'облом' был мне откровенно не нужен.
– Совсем, – мрачно подтвердил Ник. – Если не считать Эла, который знает какого-то чувака в Энске, а тот чувак знает кекса, который продаёт полный весовой грамм по той же цене, что и Тони.
– Ну вот, – обрадовалась я. – А ты сказал 'совсем'.
– Здесь есть два фактора риска: третьи руки – стало быть, возможен кидок, – принялся объяснять Ник, загибая пальцы. Тут он загнул аж два пальца: посредников было двое.
– А ещё что? – забеспокоилась я, видя, как он намеревается загнуть третий палец.
