– И, ко всему прочему, до Энска двести километров. То есть, товар надо везти за чёртовы двести километров, и при этом не спалиться, – третий палец присоединился к двум предыдущим. – Мало того, если всё пройдёт ништяк, его надо будет не просто разово везти, а возить. Часто и понемногу, – он загнул четвёртый и пятый пальцы и стукнул кулаком по столу. Сахарница подпрыгнула и звякнула металлической крышкой.
Мы помолчали, глядя в окно. То есть, на мелькающие там ботинки. Но другого выхода всё равно не было. Ник вздохнул и снова потянулся к телефону.
И вот после полудня мы выловили человека с раздолбанной машиной, по дороге зацепили Эла и на всех парах помчались в Энск.
Оказалось, двести километров – это не так уж и мало. Видать, только в моём подвале было холодно круглый год, а на улице стояло лето, солнце шпарило вовсю, и вскоре наша жестянка нагрелась так, что на капоте можно было жарить яичницу. Мы дружно обтекали и терпели.
В Энске Эл трусцой побежал к чуваку, который знает кекса, который… короче, от этого чувака зависело дело. Мы сидели в душной тачке, проклинали себя и весь этот дом, который построил Джек, и медленно закипали. Если бы Эл усвистел с деньгами, мы были бы уверены, что больше его не увидим – или увидим не так уж скоро.
Наконец, он прискакал, красный, как рак.
– Ну? – требовательно спросил Ник.
– Дома нет. Скоро придёт, – выпалил Эл. – Слушай, Ник, я звонил при тебе, разве нет? Что я сделаю, если у них тут опоздать на стрелку на час – это норма?
– Ничего не сделаешь, – разъярился Ник. – Это ТВОЙ чувак, приятель. Значит, ты отвечаешь. Опаздывает он, кидает или делает ещё какое-нибудь дерьмо. И запомни, – Ник поднял палец, – ты отвечаешь, даже когда он сидит на унитазе и какает. Понятно?
После этой тирады Ник со всей дури хлопнул дверцей и гуляющей походкой двинул куда-то во дворы, где была палатка с пивом или чем-то таким.
– Поганый город, – с ненавистью сказал Эл. Я промолчала.
Ник не возвращался довольно долго – а вернулся без денег и с пакетом порошка.
– Это как это? – обескураженно спросила я.
– А вот так это. Я догулял до первого двора, там на лавочке сидел какой-то крендель. Я подошёл и на шару спросил про зацепить. Понимаешь, просто на шару – ведь если бы он сказал 'давай лавандос и жди', то я послал бы его в пень. И, что ты думаешь, было дальше? – гордо спросил Ник.
– Ты зацепил, – по логике вещей предположила я.
– Я не просто зацепил, – презрительно сказал Ник. – Я не знаю, что у них тут за порядки, но он, глазом не моргнув, отвёл меня прямиком к оптовику.
– Быть не может, – поразилась я. В нашем городе – какое там оптовики – розничники-то и те шифровались так, что, работай они на разведку, сделали бы просто головокружительную карьеру.
– Может-может, – довольно сообщил Ник. – Мало того: оптовик при мне достал весы и мешок с этой бедой – так что я взял по максимуму.
– Слушай, – осторожно сказала я. – А ты не думаешь, что здесь дело нечисто? Так вот, на шару, просто не бывает.
– Да нет, вроде… – обеспокоенно начал Ник, но видно было, что он уже погнал. Он пихнул в бок водилу, который старался взглянуть на порошок хоть одним глазком – и через минуту или две мы уже домчались до ближайшего леса: товар требовалось опробовать – и чем быстрее, тем лучше, так как начинало темнеть.
Ещё через две минуты мы убедились, что всё в порядке. А ещё через две поняли, что с нашей головой произошёл караул. Нет, товар был хорош. Товар был очень хорош. Но нам, обторченным в дупелину, надо было везти его чёртовых двести километров по дороге, на которой отсюда и до нашего города было минимум пять постов дорожной полиции.
– Ах, да, – очень вовремя вспомнил Ник и задумчиво поскрёб макушку. – Я кое о чём забыл.
– О чём это? – с беспокойством спросила я, уже чуя подвох.
– Оптовик предупредил меня, что на этих постах стопорят каждую вторую тачку с неместными номерами, – задумчиво ответил он.
Ну вот. Так я и знала. Конечно, хоть в чём-то, да дело просто обязано было быть нечисто. Ясен перец, что шмон машин, едущих из этого рая, видать, приносил полиции стабильный и немаленький доход.
– Предлагаю сделать финт ушами, – тут же придумал Ник. – Через посты едет одна машина – с тобой, разумеется, – он хлопнул водилу по плечу.
– А мы? – спросил Эл.
– А мы – то есть, я, ты, Ева и кайф вылезаем, обходим пост по лесу, а потом нас подбирает тачка, – сказал Ник не терпящим возражений тоном. Эл застонал.
Впереди замаячил первый пост. Мы хлопнули дверцами и устремили свои усталые стопы в лес.
Чёрт подери, так было пять или даже шесть раз. Мне казалось, что за этот день я прошла на своих двоих столько километров, сколько не набралось бы, если сложить всё хождение за полгода.
Тогда, в моём подвале, Ник загнул только пять пальцев. Сейчас я бы загнула все десять – потому что эта свистопляска повторялась каждый раз… И каждый раз был вечерний или ночной притихший лес, над нашими головами шумели кроны сосен, – а где-то ещё выше кружилась на ветру яркая вечерняя звезда. Мне хотелось хоть раз лечь и посмотреть на неё, и послушать, про что шепчутся сосны – но надо было вставать и идти, и мы каждый раз вставали и шли дальше, своей дорогой, у которой не было конца…
Я прилипла виском к стеклу внедорожника, в полусне-полуяви вспоминая эту старую историю – и улыбалась, сама не зная чему. Наверное, это было похоже на сон, какие видят все люди, если бы это не был кусок моей жизни. А я улыбалась – просто потому, что вспоминала ту первую дорогу в Энск, сверкающий летний полдень и такую же тёплую ласковую волну опийного кайфа, поднимающуюся снизу вверх.
До города оставалось всего ничего, как у меня наступил момент просветления. Машина подпрыгнула на ухабе, я треснулась мордой о стекло и окончательно проснулась.
– Джонсон! – осторожно позвала я, потирая скулу. Джонсон дремала, навалившись на противоположную дверь всей своей тушей. Если бы вместо двери оказалась я, то меня бы просто выдавило из собственного тела, как пасту из тюбика.
– А? Может, допьём… там немного… – сказала она, не открывая глаз и блаженно улыбаясь.
– А, может, доколем? – проворчала я.
Джонсон снова прилипла к двери.
– Рота, подъём! – крикнула я ей в самое ухо. Пацан-водила вздрогнул, машина вильнула и чуть не влипла в покосившийся столб.
– Ковальчик, ты не хочешь заткнуться? – недовольно спросила она, приоткрыв один глаз.
– Давай, просыпайся, – громко сказала я и для надёжности дала ей тумака.
– Тут глухих нет, – пробубнила Джонсон.
– Уж не знаю, кто тут есть, а кого нет, – сказала я. – Но вот оружия тут нет точно.
В этот момент она потягивалась, хрустя всеми своими костями, словно рядом со мной сидел скелет. Мои слова дошли до неё как раз на середине процесса. Она тормознула, застыв с вытянутыми вперёд руками, точно изображала маньяка, готового начать душить незадачливого таксиста, – но всего только секунды на две.
– Ты знаешь, Ковальчик, что-то подсказывает мне, что мы справимся и так, – она с завыванием зевнула. – И с чего бы это, а? Не знаешь?
– Знаю, – ехидно заметила я.
– И с чего? – добродушно спросила она.
– С того самого, что гуляет у нас в крови, – пояснила я.
– Правда? – удивилась она и икнула.
– Ага, – жизнерадостно подтвердила я.
– У нас есть план? – поинтересовалась она.
– Нет, – сказала я. – Но, думаю, в нужный момент включится что-нибудь эдакое… – я помахала в
