воздухе рукой.
– Какое? Ты вытащишь из трусов базуку? Или бластер?
– Ну, знаешь, как бывает: бац – и включается какой-нибудь внутренний голос или второе дыхание, – мечтательно ответила я.
– Твоя кукушка точно сказала тебе 'пока', – пожалуй, диагноз был куда как точен.
– Твоя тоже, – беззаботно сообщила я. Джонсон вздохнула.
За окнами замелькали редкие домишки предместья. Водила пригнулся и почти влип в руль, над которым торчали только его уши.
Я не знаю, снесло ли у меня крышняк от алкоголя, промедола, или от всего сразу, или на меня так повлияло то, что случилось с Берц и ещё десятью сослуживцами. Вся эта авантюра могла запросто привести к тому, что мы бы в очень скором времени стали двумя симпатичными неопознанными трупами. Я поглядела на маячившие впереди уши, розовые в свете фар, и мысленно поправилась: тремя неопознанными трупами в сгоревшем внедорожнике со снятыми номерами.
А потом я взяла и выдала эту мыслю вслух. Водила съёжился ещё больше, извлёк откуда-то внушительную монтировку и положил её рядом с собой.
– О-па, – обрадовалась Джонсон. – Парень, да ты фокусник. И что это у нас такое?
– Это если нападут, – озираясь, сказал водила.
– Нападут, догонят и ещё дадут, – она отобрала у него монтировку. – Фары выключи, свет не зажигай. На кого нападут-то, ёкарный бабай? На пустую тачку, которую с пяти метров не видно, потому что в этой жопе темно, как и должно быть в жопе?
Водила поник.
– Ах, да, – добавила я. – Не кури и не шевелись – они этого не любят.
– Кто? – жалобно спросил он.
– Зелёные человечки, – сказала я, и мы заржали, как ненормальные, хотя, исходя из трагичности момента, мы должны были временно переквалифицироваться в разведку. Я, давясь смехом, который просто лез из меня, как я ни пыталась заткнуться, сказала об этом Джонсон.
– Перевакл… Переклавиф… Ладно, чёрт с ним. Прокрасться в здание… га-га-га… по-пластунски… тише воды, ниже травы… ой, не могу, – я уже чуть не задыхалась, честно. – Подобно призракам, летящим на крыльях ночи…
Джонсон зажала рот и нос и согнулась пополам. Я стояла рядом в таком же положении и изо всех сил топала по земле, чтобы угомониться. Звуки были такие, точно кто-то большой и могучий пёр напролом. Наконец, мы успокоились.
Стрекотали в кустах цикады, какие-то ночные цветы пахли так, что кружилась голова, хотя, вполне возможно, что она кружилась немного от другого, – и ещё было слышно, как мы отдувались, словно всю дорогу досюда проскакали галопом на своих двоих.
– Кстати, о летящем, – не выдержала я.
– О чём летящем? – удивилась Джонсон.
– Призраке. На крыльях ночи, – сказала я и фыркнула.
– Так, Ковальчик. Не начинай снова здорова, – предупредила она.
– Это не то, про что ты думаешь, – отмахнулась я.
– А про что? – с подозрением спросила она.
– Ты знаешь, кто такие ав-гу-ры? – мне просто приспичило блеснуть эрудицией.
В этот момент где-то рядом раздался шорох – и моё веселье испарилось, как не бывало.
– Ну, кто? – спросила Джонсон и оглянулась.
– Потом, – сказала я шёпотом.
Тревога была ложная: цикады стрекотали по-прежнему, и шастали где-то в темноте свободолюбивые местные коты.
Мы выждали ещё минут десять и пошли к зданию новой мэрии. Здание было временное, и то ли свой дом показался ему мелким, то ли ещё почему, но резиновый крендель под названием вице-мэр пребывал тут постоянно. Света почти не было, только пробивался сквозь стекло на первом этаже еле заметный огонёк свечи или керосиновой лампы. Джонсон засунула монтировку в кривую щель между створками входной двери и подналегла. Дверь скрипнула и поддалась.
Круглый вице-мэр в пижаме читал книгу. Хрен её знает, какую, потому что, увидев нас, он затрясся, будто схватился за оголённые провода, и книга улетела под диван.
– Девочки… Здра… Здра-а-авствуй… те, – сипло пискнул он.
Мне тут же показалось, что он и впрямь сделан из резины, как надувная баба из секс-шопа, и его только что проткнули ножом.
– Ясное дело, не мальчики, – буркнула я вместо приветствия.
– А… Да… – сказал толстяк. Я подумала, что ещё секунда – и он описается от счастья, так он рад был, наверное, нас видеть. Я опять вспомнила про сексшоповскую бабу, как она сморщивается, когда выходит воздух, и уже не важно, сколько она стоила – десять монет или сто. Казалось, ещё немного – и этот придурок так же сдуется и превратится в бесформенную резиновую тряпку.
На этом месте на меня снова накатило, и я согнулась в три погибели.
– Мне кажется, тебе надо в туалет, – заботливо сказала Джонсон. – И, чем быстрее, тем лучше. Иначе ты рискуешь намочить штаны. Ну, что там ещё?
– Так вот, – я посмотрела на Джонсон – ну так строго, строже просто некуда. – Ты знаешь, кто такие… Ну, эти…
– Кажется, ты сказала, авгуры, – вспомнила она.
– Ну да, – сказала я. – Ты знаешь, что это за штука?
– Понятия не имею, – ответила Джонсон, созерцая вице-мэра.
– Слушай, а ты не помнишь, к чему я это спросила? – я не дурковала, я и правда не помнила.
– Какая-то лабуда про летящих призраков, – подумав, сказала она.
– Ах, да. Так вот – есть такие чуваки, которые что-то делают с птицами… – начала я.
– Что это за бред? – удивилась Джонсон.
– Они гадают по их мозгам. Прикинь? – спросила я и подмигнула.
– Ты предлагаешь использовать в качестве птицы вот это? – она ткнула пальцем в толстяка.
– Ага, – радостно подтвердила я.
Этот жиртрест издал писк и прижал к груди пухлые ручки. Джонсон обошла его по кругу, рассматривая, как товар на базаре, и недовольно щёлкая языком.
– Не знаю. Мозгов не маловато? – с сомнением сказала она.
– Нет. В самый раз, – заверила я. – Так что, дядя, готовься – думаю, твои мозги будут гораздо лучше смотреться на стене, чем внутри твоей башки, ведь там их никто не увидит.
– Девушки… А можно мне по… поговорить с госпожой Берц? – робко спросил толстяк. – Скажите, где госпожа Берц… пожалуйста…
И тут словно тайфун пронёсся по комнате.
– Госпожу Берц тебе, мать твою? А больше никого не надо? Может, ещё подгузники поменять, а, дядя? Нет, не требуется? Странно, – в две лужёные глотки мы орали так, что, казалось, сейчас вылетят стёкла.
– Я ничего не сделал, – толстяк закрыл лысину руками – сразу, как на него обрушился шквал крика – похоже, нашими коллективными децибелами ему неслабо дало по барабанным перепонкам. Видать, он ожидал, что мы в ту же секунду отшибём ему голову. Нет, дядя, всё не так просто. Мало того, у нас просто нечем было проделать ему дырку в чайнике, кроме, разве что, монтировки.
– Я ничего не сделал. Я ничего не сделал. Я ничего не сделал, – он продолжать вопить, как заведённый. У меня начало звенеть в ушах. Этому борову не повезло вдвойне – потому что веселье у меня сменилось дикой злостью – стоило ему только упомянуть Берц.
Я подошла и съездила ему по лысине, точнее, по пальцам, из-под которых эта самая лысина блестела, как начищенный медный котелок. Человек-мяч заверещал.
– Заткнись, – одновременно рявкнули мы.
Я не знаю, почему мы были так уверены в том, что только он имел доступ к телефону. Всему виной
