проникнуть в Жокейский клуб. А я с их помощью уничтожил его».
Прежде у него было какое-то положение, он имел какое-то доверие со стороны скаковой публики. Теперь у него не было ничего. Не быть никем никогда – одно, но быть кем-то и стать никем – совсем другое.
Джордж не показывал этих снимков никому, кроме самого ден Релгана.
Я показал их другим.
– Назад, – сказал он. – Туда. Иди.
Он коротко показал пистолетом. Автоматический. Дурацкая мысль. Какое это имеет значение.
– Мои соседи услышат выстрел, – безнадежно сказал я.
Он молча ухмыльнулся.
– Мимо двери.
Это была дверь в проявочную, крепко запертая. Даже если я смог бы живым заскочить туда… спасения никакого. Замка нет. Я шагнул мимо.
– Стоять, – приказал он.
«Нужно бежать, – подумал я. – Хотя бы попытаться». Я уже повернулся было, когда дверь кухни распахнулась.
Долей секунды позже я подумал, что ден Релган каким-то образом промахнулся, и пуля разбила стекло, но затем понял, что он не стрелял. Просто с черного хода в дом ворвались. Двое. Два крепких молодца… с черными чулками на головах.
Они столкнулись, быстрые, нетерпеливые, готовые все разнести.
Я попытался сопротивляться.
Я пытался…
Господи, только не третий раз за день. Как мне объяснить им… Ведь сосуды под моей кожей уже лопнули и кровоточат… Слишком много мускульных волокон уже разорвано… уже слишком много повреждений. Как мне объяснить… да и объясни я, какая разница… Они бы только обрадовались.
Мысли мои рассеялись, и я куда-то поплыл. Я ослеп, я не мог кричать, я едва дышал. У них были жесткие перчатки, которые рвали кожу, и удары по лицу оглушали меня. Я упал им под ноги, и они стали бить меня ногами. Ботинки были тяжелыми. По рукам, по ногам, в живот, по голове…
Я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, все было тихо. Я лежал на белом кафельном полу в луже крови, смутно осознавая, что это моя кровь.
Снова потерял сознание.
«Это моя кровь», – подумал я.
Попытался открыть глаза. Что-то с веками. «Ладно, – подумал я. – Жив». Снова потерял сознание.
«Он не застрелил меня, – подумал я. – Стрелял он в меня или нет?» Я попытался пошевелиться, чтобы понять. Это было большой ошибкой.
Когда я попытался пошевелиться, свело все мускулы. Чудовищная судорога прошла по моему телу от головы до ног. Я задохнулся от всесокрушающей неожиданной боли. Хуже переломов, хуже вывиха, хуже чего угодно…
«Нервы вопят, – подумал я. – Просят мозг понять, что слишком много повреждено, слишком много разбито, ничего нельзя сдвигать. Слишком многое внутри кровоточит…
Господи, – подумал я. – Отпусти. Отпусти меня. Я не хочу шевелиться. Я просто буду здесь лежать. Отпусти меня».
Прежде чем спазм отпустил меня, прошло немало времени. Я лежал неподвижным комком, переводя дух. Я был слишком слаб, чтобы что-нибудь делать, кроме как молиться, чтобы эта судорога не повторилась снова. Слишком разбит, чтобы вообще много думать.
Я мог бы и обойтись без тех мыслей, что сейчас копошились в моей голове. Тысячи людей умирают от разрыва внутренних органов… почки, кишки, селезенка… Может, я что сделал не так и потому мне так больно… Ден Релган вернется, чтобы доделать начатое…
Эти слова ден Релгана, его голос с неопределенным акцентом: «Ты заплатишь мне за то, что сделал со мной»…
Заплачу ранами и кровоизлияниями, мучительной болью. Страхом, что так и буду здесь лежать, пока не умру. Кровоточа изнутри. Истеку кровью и умру. Так умирают те, кого избивают до смерти.
Прошли века.
«Если что-нибудь из этих органов повреждено, – подумал я, – кишки, почки, селезенка… и истекает кровью, то у меня бы появились признаки этого. Короткое дыхание, неустойчивый пульс, жажда, беспокойство, пот… Похоже, ничего такого нет».
Через некоторое время я приободрился, осознав, что по крайней мере самого худшего не случилось. Может, если я буду шевелиться осторожно, все будет в порядке.
Далеко не все в порядке. Опять этот спазм, такой же, как и прежде.
И это из-за одного лишь намерения пошевелиться. Только из-за внутреннего побуждения. И ответом было не движение, а судорога. Наверняка это была наилучшая линия защиты тела, но я едва мог это вынести.
