назад они заметили, что одни светила вращаются вместе с небесным сводом, никогда не покидая своих мест…
– Они наглухо прикреплены к небосводу? – предположил Алессо.
– Вряд ли это так, но впечатление получается такое. И эти светила люди назвали неподвижными звездами. Но есть другой род светил: они перемещаются среди звезд, как могли бы ползать светляки между фонариками, подвешенными к потолку.
– Постой, постой, учитель в школе говорил нам, что они называются планетами, – вспомнил Алессо. – И еще он объяснил, что слово «планета» по-гречески означает «блуждающая звезда».
– Я вижу, у тебя хорошая память, – подхватил Джордано. – Быть может, ты и назовешь планеты?
Алессо начал перечислять:
– Луна, Меркурий, Венера, Солнце…[162] дальше забыл… Ага, Марс… Юпитер… Сатурн… Всего семь!
Добряк гордо замолчал, ожидая новой похвалы.
– Ты перечислил планеты, как они расположены в системе Птолемея. Видно, ваш учитель немало положил трудов, чтобы вбить в вас эти знания.
– Да, розгами били меня за это порядочно, – сознался Алессо.
– Так вот, друг мой, Птолемей был великим астрономом. Хотя он и заблуждался, я все же называю его великим за то, что он собрал и привел в стройную систему знания древних о небе.
– В чем же заблуждался Птолемей?
– Он считал, что Солнце, планеты и звезды вращаются вокруг Земли.
– А разве это не так? – удивился Алессо. – Мы же каждый день видим, как Солнце появляется на востоке, проходит по небу и скрывается на западе, чтобы утром снова начать свой обычный путь.
Бруно улыбнулся:
– Видишь ли, друг мой, миллионам людей в продолжение многих веков не приходило в голову, что это – обман зрения, и только Коперник – слава ему за это! – первый понял истину.
Джордано долго и старательно втолковывал другу основы учения польского астронома. Наконец Алессо со вздохом сказал:
– Теперь как будто понял. Значит, все планеты движутся вокруг Солнца по большим кругам.
– Правильно!
– И эти круги называются орбитами, от латинского слова orbis – круг?
– Тоже правильно.
– А вокруг Земли ходит одна лишь Луна?
– Я вижу, ты начинаешь разбираться, – одобрительно сказал Бруно.
– Слушай… – Голос Алессо понизился до боязливого шепота. – Так это, выходит, наша Земля – тоже планета?
– Конечно. Птолемей ставил ее в исключительное положение, считал центром Вселенной. А на деле она такая же планета, как Меркурий, как Венера, как Юпитер…
Алессо совсем растерялся.
– А может, и на тех планетах есть люди?
– Вполне возможно и даже вероятно, – ответил Джордано.
Алессо затрепетал.
– Мне страшно… А к ним тоже приходил Христос – спасать их души от первородного греха?..
– Я над этим вопросом не думал, – довольно резко сказал Джордано, – и не советую тебе делиться такими рассуждениями с кем-либо из монахов, конечно, кроме отца Аннибале. Он один поймет, а другие, пожалуй, обвинят тебя в ереси.
Взглянув на огорченное лицо друга, Бруно добавил:
– Не расстраивайся, Алессо! Я и сам еще далеко не все понимаю. Ведь учение Коперника так грандиозно, что перевернет всю науку о небе. Но пора спать, друг, вон уже появилась Венера, скоро наступит утро…
Ночные бдения продолжались. Повторялись и беседы на галерее собора. Под ясным небом Италии, при свете звезд, полной или ущербной луны Джордано терпеливо разъяснял другу непонятные для того места в учении Коперника.
Разъяснять другому можно только тогда, когда сам все понимаешь до тонкости. И Джордано пришлось вдумываться во многие неясности гелиоцентрической системы мира. Постепенно он стал приходить к выводу, что у гениального Коперника не всегда концы сходятся с концами.
Бруно стыдился себе признаться, но в глубине души был доволен. Ведь если бы его великий предшественник разработал безупречную систему мира, что оставалось бы делать ему, Джордано? А теперь он чувствовал, что еще многое и многое надо усовершенствовать в теории Коперника, чтобы она стала правильно изображать картину Вселенной.
Бруно считал, что Коперник в своей системе уделил недостаточно внимания звездам.
Когда-то греки представляли себе Вселенную очень маленькой. Коперник чрезвычайно расширил ее пределы.
В книге Коперника на чертеже, изображающем гелиоцентрическую систему мира, за орбитой Сатурна была показана «сфера неподвижных звезд». Бруно вспомнил свои детские разговоры с отцом и матерью, с Лодовико Тансилло, когда он, маленький Фелипе, лежал в саду, весь обожженный после опасного восхождения на Везувий. Звезды – глаза ангелов, звезды – божьи огни, горящие на небосклоне… Он давно уже перестал верить этим наивным легендам.
Но что говорит о звездах Коперник? По его взглядам, центр сферы неподвижных звезд – Солнце. Но эта сфера должна находиться на колоссальном расстоянии от Солнца, сам автор «Небесных сфер» называет земную орбиту ничтожной в сравнении с ней. И, однако, радиус земной орбиты, по расчетам Коперника, равен трем миллионам миль.[163] Так каково же расстояние до звезд? Сотни миллионов, миллиарды миль!..[164]
Голова Джордано закружилась, когда он попробовал представить себе такое расстояние. Он впервые почувствовал неизмеримость Вселенной, и громада собора закачалась под ним, словно Бруно оказался без опоры в бездне пространства…
В следующую ночь Джордано снова размышлял о звездах. Коперник все звезды прикрепляет к одной сфере… Все… Но все ли звезды Вселенной мы видим?
И вдруг по какому-то непостижимому вдохновению мысли Бруно перенеслись к очкам дона Аннибале. Очки дона Аннибале, недавно выписанные им из Венеции за большую цену, были сложным сооружением из костяных пластинок. Это сооружение хитроумно прикреплялось к лицу так, чтобы сильные двояковыпуклые стекла, вставленные в круглую оправу, приходились против глаз. Библиотекарь надевал этот прибор, читая мелкую книжную печать. Его помощники, Джордано и Алессо, в отсутствие старого монаха, не раз рассматривали очки, дивясь их удивительным свойствам.
Да, это было любопытно, и даже немного жутко, когда при взгляде через стекла маленькие буквы становились большими, гладкая бумага оказывалась шероховатой, и на ней проступали темные пятнышки, незаметные для простого глаза.
«А что, если… – У Джордано захватило дух от необычайного озарения ума. – Что, если бы придумать очки для наблюдений неба?.. Да, да, такой прибор, чтобы он увеличивал далекие предметы, как очки дона Аннибале увеличивают близкие!..»
Бруно представил себе стекла, через которые он смотрит на небо, и небо покрыто мириадами звезд!
Молодой астроном не мог усидеть на месте, он сделал несколько кругов по галерее, но все не мог успокоиться, новые мысли вихрем бежали одна за другой.
– Нет, я не могу оставаться в одиночестве! – воскликнул Джордано. – Я должен поделиться своими размышлениями с доном Аннибале!
Бруно ринулся вниз по лестнице, прыгая через несколько ступенек, рискуя оступиться и сломать себе шею. Он так шумел, что разбудил сторожа, дремавшего у входа на колокольню. Монах сердито забормотал:
– Кто это там? Брат Джордано?.. Что ты носишься как сумасшедший?.. Эх, молодость, молодость… – И он
