друзей в Херефорд. Интересно, что подумают Сью и Джим? Временами она чувствовала себя девочкой Дороти из фильма «Волшебник из страны Оз», который часто смотрела в Александрии, вместе с маленькими сыновьями Делии. У нее теперь тоже была разношерстная компания верных товарищей.
Выходные удались на славу. Джим помог им устроить большой костер в дальнем уголке сада: они с Золтаном вместе порубили на дрова старый забор и сухие сучья. Собравшись у огня, все грелись, наблюдая, как пламя пожирает память о семейной жизни Мэгги. Легкий голубовато-зеленый дым уплывал причудливыми узорами в вечернее небо. Скоро двадцать пять лет преданной службы правительству ее величества превратятся в тлеющие угольки – а с ними и двадцать пять лет вероломного предательства мужа.
Костер будил воспоминания в душе у каждого. Эсмеральда рассказала о деревенских праздниках в Алентежу, где выросла. Золтан вспомнил, как жгли на дворе мякину во времена его детства в пуште, а Симона – как она разжигала с друзьями костры из опавших листьев.
Сью припомнилась ночь Гая Фокса[145] из тех времен, когда Джим еще только начал за ней ухаживать. А для Мэгги этот костер был первым и самым важным в ее жизни. Когда другие побрели к дому, Мэгги тайком вынула урну с прахом мужа, высыпала ее в кострище и прошептала:
– Прощай, Джереми. – Пепел из урны смешался с пеплом «Бумаг Джереми». Пепел к пеплу. Неужели целый кусок ее жизни длиной в четверть века был одной огромной ошибкой, догоравшей теперь у ног? И сможет ли она сама, как птица феникс, возродиться из пепла? За спиной послышалось громкое сопение. Эсмеральда, лишенная возможности погоревать на похоронах господина посла, наверстывала упущенное.
Мэгги погладила ее по плечу.
– Помнишь, как ты сказала мне в Риме, что пора похоронить Цезаря?
– Да-а, – простонала, всхлипывая, Эсмеральда.
– Так вот, полагаю, на самом деле ты имела в виду «зарыть топор войны».
И вот гости снова собрались в доме. Сью приготовила глинтвейн и подала домашнее имбирное печенье. Эсмеральда, вежливо выпроводив хозяйку из кухни, зажарила двух цыплят. Золтан возобновил знакомство с брюссельской капустой. Джим открыл бутылку виски; Джанет и Дейзи включили музыку и заставляли всех танцевать. Симона рассказывала на итальянском языке анекдоты, Золтан переводил их на английский. Чем абсурднее становились с течением времени ее шутки, тем больше все над ними смеялись. Потом спели песню «Былые времена».[146] Забираясь в постель и продолжая тихонько напевать, Мэгги ощутила, что ее волосы пропахли дымом.
Засыпая, она подумала: наверное, никто из мужчин и женщин не сумел еще найти идеального спутника жизни, сочетающего в себе все желанные черты. Возможно, Джереми искал в Мойсхен элегантность, комфорт и чувство некой принадлежности к местному обществу; с Дельфиной он открыл для себя мир гламура и изысканную еду; Арабелла стимулировала его интеллектуально и к тому же была из одной с ним Kinder$tube,[147] как говорят немцы, получила схожее воспитание, а Илонка дарила жаркий безудержный секс и ничего больше. Тогда зачем ему была нужна Мэгги? Неужели ее роль сводилась лишь к роли идеальной жены дипломата, покорно следовавшей за мужем и помогавшей ему продвигаться по службе? Кошмар… Ей все же хотелось надеяться, что Эсмеральда права – Джереми было с ней весело.
Ночью ей опять приснился муж. На этот раз Мэгги оказалась в Венеции. Прогуливаясь по берегу Большого канала, она увидела лежащего в гондоле Джереми в новой, серой в сиреневую полоску, пижаме. Его изящная рука свисала в воду, оставляя за лодкой след.
– Джереми! – крикнула она. – Джереми!
Он обернулся и взглянул на нее.
– Мне пора, – произнес он, в своей характерной манере взглянув на часы.
При жизни Джереми страдал дальнозоркостью, поэтому отставлял руку с часами подальше и поворачивал так, чтобы стекло не отсвечивало.
– Но почему, Джереми? – кричала она во сне. – Почему?
– Я очень любил тебя, дорогая, – ответил он, и, к ужасу Мэгги, гондола начала опускаться вниз.
Вода стала переливаться за борт, омывая босые ноги Джереми.
– Прощай, – сказал он.
– Подожди! – истошно закричала Мэгги. – Подожди… – Вода уже журчала вокруг его шеи, подбираясь к лицу.
– Ты должна кое-что узнать… – Таковы были последние слова ее мужа. Воды канала сомкнулись над ним, и гондола опустилась на темное дно, сквозь толщу воды виднелся бледный овал лица. По воде пошли круги – вот и все, что осталось от Джереми.
На следующий день появилось «Детективное агентство Пандоры». Золтан предложил разместить офис в квартире на Эбери-стрит – по крайней мере на первое время.
– Место престижное, и квартира обставлена элегантно, – сказал он. – Затем, если дела пойдут хорошо, можно будет подыскать другое помещение.
Золтан был назначен оперативным работником, в его обязанности входила непосредственная слежка за неверными мужьями, а при необходимости – проникновение в офисы и квартиры для сбора различных сведений.
Поработав в самом знаменитом детективном агентстве Рима, Симона имела представление о средних расценках в этой сфере услуг. Однако ее информация могла устареть, к тому же дело было в Лондоне, поэтому решили надбавить двадцать пять процентов. Симону назначали бухгалтером.
Планировалось, что Мэгги будет принимать клиентов в гостиной Джереми, одетая в один из своих парижских костюмов.
– А я буду открывать дверь, – вызвалась Эсмеральда, – встречать посетителей, приносить им напитки и все такое.
– И все мы будем совладельцами «Детективного агентства Пандоры», – подвела итоги Мэгги.
Четверо деловых партнеров уселись в ряд перед столом юриста, найденного по справочнику «Желтые страницы». Лондон оказался единственным городом, где у Золтана не было друзей. Юрист с недоверием разглядывал пеструю компанию поверх очков, вертя в руках ручку.
– Вы уверены, что с венгерским джентльменом не будет проблем? – спросил он.
– Венгрия официально вошла в состав Европейского Союза, – расправив плечи, с достоинством заявил Золтан.
Уладив формальности, они обмыли новое предприятие, подняв бокалы с шампанским в баре.
– Виват, Мэгги-и! – воскликнула Симона.
– Да здравствует Пандора! – поддержала ее Эсмеральда.
– За удачное сотрудничество! – добавила Мэгги. В тот же день они приступили к работе. Мэгги решила разместить объявления в журналах «Харперз энд Куин» и «Тэтлер». Немного поразмыслив, разместила и в «Хоре энд хаунд».[148] Никогда не знаешь, до чего могут додуматься люди, расположившись на природе, после пятого стакана «на посошок».
Объявление гласило:
На последней фразе настояла Мэгги.
– Это поможет привлечь клиенток. Они ведь в глубине души надеются, что их страхи беспочвенны и мужья им верны.
Золтан привинтил к косяку рядом с кнопкой звонка неброскую латунную табличку с названием фирмы.
Согласившись с предложением Золтана, утверждавшего, что в офисах всегда есть комнатные цветы, Мэгги накупила растений в горшках и украсила ими гостиную, а также подобрала музыкальное оформление. Шуман подойдет лучше всего, решила она, ведь нужна спокойная музыка, располагающая к откровениям. Произведения Моцарта слишком оптимистичны, Рахманинов может растрогать до слез; а ей уж точно не хотелось бы, чтобы клиентки «слушали слишком много Бетховена», подобно героине фильма «Комната с