В последнее время она находилась там практически постоянно.

– Но это само по себе… – успокаивающе начала Мэгги.

– Что ж… – Люк, похоже, смутился. – Она больше не хочет заниматься со мной любовью. Merde, c'est vachement difficile![154] Мне так трудно говорить об этом… с вами. Особенно с вами.

– Но ведь этому могут быть разные причины, – намекнула она. Люк взглянул на нее с неподдельным изумлением. По-видимому, он был уверен, что лишь наличие другого мужчины могло отвратить его жену от наслаждений на супружеском ложе.

– И еще эти телефонные звонки. Кто-то постоянно вешает трубку, когда я отвечаю.

– Понятно, – сказала Мэгги. – Что ж… знаете, может оказаться, вы волнуетесь напрасно. Я пошлю Золтана разузнать. Назовите, пожалуйста, ее адрес. – Люк продиктовал адрес в Найтсбридже.[155] – Ваша жена сейчас дома?

– Да, и я тоже, но я могу переехать в отель на время расследования. Скажу ей, что возвращаюсь в Дордонь, наблюдать за прививкой растений. – Люк сделал большой глоток. – Никогда бы не подумал, что я на такое способен. – Он казался столь жалким и несчастным, что Мэгги захотелось протянуть руку и погладить его, но она сдержала порыв. – Видите ли, – добавил Люк де Боскьер, – я из тех людей, кто любит всем сердцем. Я хочу делить с любимой женщиной всю свою жизнь. У меня никогда не было от нее никаких секретов, и я всецело доверял ей. Я не признаю половинчатости ни в чем. Просто не могу по-другому. Наверное, я старомодный, naif? – спросил он, глядя с мольбой на Мэгги.

– Нет, нет, что вы, – ласково произнесла она, – совсем нет. Я сама такая же… По-моему, только так и можно любить…

В его глазах промелькнуло удивление.

– Значит, вы согласны?

– Целиком и полностью, – с готовностью подтвердила Мэгги, в ее голосе появились страстные интонации. – Я сама всю жизнь любила одного мужчину и полностью ему доверяла. По-другому никак не могла.

– Вашего мужа? – спросил он.

– Да. Я была замужем двадцать пять лет, – сказала Мэгги и, к ужасу своему, разрыдалась.

Люк вскочил.

– О, Пандора! – воскликнул он, вытаскивая из кармана измятый носовой платок. – О, je vous supplie![156] – Он сильной рукой взял ее за плечо.

Вошла Эсмеральда с подносом, на котором лежало нечто похожее на свежеиспеченные слоеные пирожки.

– Донна Маргарида! – закричала она, сунула поднос гостю и обняла дрожащую Мэгги.

Люк стоял в полной растерянности, неловко держа поднос, пока Мэгги не совладала с собой.

– Простите, – сказала она, – обычно я так себя не веду. – Улыбнулась ему сквозь слезы, а потом не выдержала и расхохоталась – очень уж нелепо он смотрелся с подносом. Вскоре к ней присоединились и Люк с Эсмеральдой. Должно быть, они громко смеялись, потому что Золтан заглянул в дверь – узнать, из-за чего шум.

– Ой, Золтан, ты только посмотри, кто здесь! – сказала Мэгги.

Венгр крепко пожал руку Люку. Эсмеральда взяла поднос, раздала пирожки, и собравшиеся дружно стали жевать, встав в круг.

Мэгги возобновила беседу:

– Мы сейчас же приступим к работе, только скажите, пожалуйста, как зовут вашу жену. – Она уселась за стол и взяла ручку.

– Мою жену зовут Лавиния, – произнес Люк де Боскьер.

Золтану потребовалось совсем немного времени, чтобы становить – у супругов де Боскьер не все ладно. Как только Люк уехал, к его жене пришел гость – смуглый, мускулистый молодой человек лет тридцати пяти. Золтан проследовал за ним до его квартиры в Эрлз-Корте,[157] а на следующее утро – на работу, в коммерческий банк в Сити. Симона разговорила парня в баре во время обеда. Он намекал на связь с англичанкой старше его по возрасту, но, похоже, совсем не собирался ограничиваться одним романом. Когда было сделано несколько изобличающих Лавинию фотографий, назначили встречу с Люком де Боскьером.

Золтан был в ударе – сыщик-профессионал до мозга костей.

– Объект вернулся домой в девятнадцать часов. Полчаса спустя молодой итальянский банкир по имени Энрико Мороцци позвонил ей в дверь, и она впустила его. Из квартиры запахло едой, а потом погас свет. Энрико Мороцци вернулся в свое жилище в Эрлз-Корте в два часа ночи.

Люку показали фотографии Энрико Мороцци у дверей Лавинии. Даже Мэгги, любившей итальянцев, он показался немного вульгарным.

– Quel mauvais gout![158] – мрачно сказал Люк. Затем ему показали фотографии парочки в маленьком итальянском ресторанчике в Сохо.[159] Они держались за руки, и выражение лица Лавинии было весьма красноречивым. Мэгги долго смотрела на эту фотографию. Однако ее волновало не выражение лица объекта, а цвет волос: длинные волнистые волосы Лавинии де Боскьер были рыжими…

Эсмеральда и Мэгги с сочувствующим видом помогли Люку надеть пальто. Симона стояла рядом, с чеком в руках. Золтан кивнул с торжественным выражением лица, обычно приберегаемым для высокопоставленных особ. До дверей его провожали все сотрудники агентства.

– Мне так жаль, – сказала Мэгги, глядя вслед спускавшемуся по лестнице Люку.

Внезапно он бегом взлетел наверх и взял ее за руку:

– Вы так добры, Пандора. Определенно судьба уготовила мне встречу с вами. Au revoir!

В конце рабочего дня Золтан с Симоной объявили, что идут в кино. Эсмеральда рано удалилась в свою комнату, сказав, что ей нужно шить, – однако через дверь кухни вскоре явственно послышался громкий храп. Мэгги устроилась на диване с чашкой чая и стала смотреть комедийный сериал. Раздался звонок. Она сунула ноги в туфли и пошла к дверям.

– Кто там? – встревоженно спросила она.

– Пандора, это я, Люк. – Он стоял на пороге с бутылкой шампанского «Вдова Клико» под мышкой и с огромным букетом цветов в руке. – Вы еще здесь… Слава Богу!

Он выяснил отношения с женой. Попросил развода и не встретил возражений с ее стороны. Их брак распался, по сути, уже давно. Люк был не в силах сразу вернуться в отель. Хотел поблагодарить Мэгги за помощь, за то, что поспособствовала его освобождению. Он, конечно, понимает – это ужасная наглость с его стороны, но не будет ли она так любезна позволить ему побыть с ней хоть часок? Она ведь была так добра к нему…

Потом Мэгги не могла найти объяснений – как вышло, что Люк так и не добрался до своего отеля. Сначала он откупорил шампанское, уселся напротив нее на диване и рассказал всю историю брака с Лавинией.

Лавиния, по его словам, была истинной англичанкой, изящной, как чашка из прозрачного фарфора, с белой кожей и густой гривой темно-рыжих волос. Она будто сошла с полотен прерафаэлитов.[160] При встрече Лавиния показалась ему русалкой, нежным, мелодичным голосом взывавшей к нему из морских волн.

Привезя ее в свой маленький замок в Дордони, Люк чувствовал себя избранным, и, будучи, по своему собственному мнению, неуклюжим медведем, все время боялся повредить это неземное волшебное существо, прижимая его к своему сердцу. У них родился сын – точная копия матери. Иногда Люку казалось, что они оба смотрят на него, простого провинциала, свысока. Все его предки – родословная насчитывала уже девять веков – жили там, на плодородных землях Дордони. Конечно, он был rustique,[161] прост и безыскусен. Может, он сам виноват в том, что жена находила его insortable?[162] Ему не хватало воспитанности, изящества, умения вести себя в обществе.

Мэгги всем сердцем сочувствовала этому раненому медведю – такому милому, земному, искреннему и непосредственному. Когда бутылка шампанского опустела, она ощутила, как их обоих накрыла волна

Вы читаете Жена ловеласа
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату