не разбирается, а больше доверить мне некому. Любого, кого можно туда поставить — будет воровать. Это уже проверено годами. Там, где нельзя установить жесткий контроль, обязательно будет воровство. А столярку невозможно контролировать: у них там двадцать наименований, усушки, упарки, стружки, херюшки — черт ногу сломает! Я тебе предлагаю взяться за это дело, а прибыль будем делить с тобой пополам.
Конечно, для Вадима это было интересное предложение с материальной точки зрения, но его немного пугала полная неосведомленность в технологии деревообработки. Хотя! С другой стороны — это новые знания, расширение кругозора. И опять же — деньги. Он согласился.
Уже через несколько дней он точно знал, что на изготовление одного дверного блока с коробкой уходит 0,16 куба леса, и это ровно в два раза меньше, чем те цифры, которые приносил в отчетах Гена, с которым Сахно вскоре расторг договор аренды. Помимо того, что Вадим научился теории столярного ремесла, он начал пробовать самостоятельно обрабатывать древесину. Столярка отличалась от остального заводского производства отсутствием масляных пятен, чистотой рук и приятным сосновым запахом Нового года. А кроме этого, она приносила Вадиму около девятисот гривен в месяц дополнительного заработка, и, имея на одного полторы тысячи, он мог позволить себе вполне нормальные условия жизни. Тем более что он довольно быстро подружился с Сергеем — коммерческим директором завода с необычной фамилией Карнавалов и еще несколькими ребятами, в основном холостыми, любителями отдохнуть в кафе и на природе. На дворе стояло лето, и деньги, зарабатываемые любимой работой, уходили на вечерние прогулки в компании веселых знакомых, которых Вадим очень скоро стал называть друзьями, по-прежнему относясь к этому слову с трепетной осторожностью и ответственностью. В число этих друзей входил и Гена — бывший арендатор заводской столярки, который если и затаил где-то в глубине на Вадима обиду за свое изгнание, никогда не вспоминал об этом, понимая, что виноват, прежде всего, сам, а Вадим лишь защищал интересы своего друга, ради которого он, собственно, и оказался в этом городе.
Вадим организовал пропускную систему на проходной для изделий, вывозимых со столярки. Каждый пропуск был пронумерован и подписан им лично, так что вывоз неучтенных изделий мог проводиться только по договоренности с охраной, а, учитывая то, что в течение дня Вадим неоднократно заходил на столярку, воровство здесь было практически невозможным. Был случай, когда Стас — мастер, назначенный старшим в цеху, предложил Вадиму совместное мероприятие, не совсем честное по отношению к Сахно. К нему обратился заказчик, который просил сделать рейку из своего леса по тридцать копеек за погонный метр. В общей сложности нужно было обработать десять кубов за две недели на сумму в две с половиной тысячи гривен. Стас объяснил Вадиму, что Сахно не понесет никаких убытков, если учесть, что на заводе сматывается электросчетчик. Зато, потихоньку самостоятельно выполнив этот заказ, он сможет всю сумму разделить на двоих с Вадимом.
— Стас, я приехал сюда для того, чтобы избавить моего друга от теневых операций, — объяснял Вадим предприимчивому столяру, — и уж, конечно, не стану сам их участником. Единственное, что я могу для тебя сделать — это договориться с Сахно о том, чтобы за выполненную работу ты получил не по семь копеек, как обычный рабочий, а по пятнадцать, что будет ровно той суммой, на которую ты и рассчитываешь.
Стаса, конечно, устроило это предложение, потому что он действительно ничего не терял, тем более и сама сделка становилась легальной. Вадим, как и обещал, договорился с Сахно об этих льготных условиях и через две недели положил в кассу тысячу двести гривен, довольный тем, что на корню пресек любые мысли о нечистоплотных коммерческих предприятиях.
На новом месте у Вадима все складывалось хорошо, но из дома тянулась невидимая нить печальной памяти, не отпускающая его. Почти каждый вечер, возвращаясь с работы, он ложился спать, выключал свет, и перед его глазами повторялись картины маминой болезни и смерти. Иногда он отдавался скорби, и тогда слезы заливали смятую подушку, иногда он вставал, одевался и уходил из дома в ночной город, иногда брал в магазине водку и выпивал столько, чтобы появилась возможность полузаснуть-полузабыться. Очень скоро Вадим стал бояться приближения вечернего одиночества и старался допоздна гулять в полюбившемся кафе, порой — один, но чаще — в компании новых друзей.
Так прошли три летних месяца. Вадим познакомился с Анной, и очень скоро они решили попробовать жить вместе. Но в этот момент в его отношениях с Сахно что-то изменилось. Однажды Сергей пригласил его выйти на улицу и заявил, что Стас вывозит со столярки «левую» продукцию. Вадим не мог себе представить, как тот практически мог бы это сделать при усиленном контроле на проходной и под его бдительным личным наблюдением. Он попросил предоставить какие-нибудь доказательства, потому что пустые обвинения могут зря испортить отношения с хорошим работником и, вообще, несправедливо обидеть человека. Сахно пригласил информатора, который работал на столярке учеником по протекции своего друга Игоря — родного брата Татьяны, жены Сахно. Тот сказал, что позавчера в половине седьмого утра Стас отгрузил сто метров рейки, и если бы они случайно не встретились на проходной в такое раннее время, то никто и не узнал бы об этой отгрузке. Сахно был в ярости.
— Неужели опять! Столько боролись — и снова то же самое! Я думал — все уже под контролем! Выгоняй этого Стаса к чертовой матери! — он нервно метался около офиса и совершенно не хотел слушать то, что пытался объяснить ему Вадим.
— Сергей, я сейчас пойду и все выясню про эту отгрузку. Раз вывозили через проходную, значит, там должен остаться пропуск. Не кипятись! Сейчас я во всем разберусь.
— Вадик, вот Денис все своими глазами видел! Почему Стас вывозил это в полседьмого? От кого он прятался? Не будет там пропуска! И его надо выгонять и того, кто на проходной дежурил!
— Да подожди ты всех выгонять! Дай я дойду до проходной, а тогда поговорим!
Вадим и сам начал нервничать. Он не любил поспешных, тем более таких эмоциональных решений. До проходной было всего двести метров, но за эти двести метров он перебрал несколько возможных вариантов будущего разговора и со Стасом, и с Сахно. Какой из них состоится, теперь зависело от маленькой бумажки, которую Вадим очень хотел обнаружить у охранника.
Пропуск с отпущенной позавчера рейкой был наколот на металлический штырь, который Стас сам изготовил для проходной. Вадим с облегчением вздохнул и повеселевший отправился обратно в офис. Ему стало так приятно, что человек, с которым он работал, напрасно попал под подозрение. Он так переживал, словно это его самого только что обвинили в воровстве. Придя в офис, он спокойно, скрыв эмоции, объявил Сергею, что подозрения были ложные, но, к превеликому своему удивлению и полному непониманию, услышал в ответ, что это ничего не значит, и если Стас позавчера не украл, то наверняка сделал это в другой раз.
— Сергей, да как ты можешь такое говорить?! Ты же только что убедился, что введенная мной система контроля работает. Все, что вывозится с завода — ложится пропуском на проходной. Как можно так безосновательно наговаривать на человека?!
— Но ведь он мог договориться с проходной и вывозить без пропусков?
— Теоретически — это возможно. Но никто же этого не видел. У тебя что, леса не хватает или кто-то видел, как Стас через забор доски перебрасывал? Зачем строить обвинения, под которыми совершенно нет оснований.
— Денис все равно считает, что Стас ворует, и он его поймает.
— Да мало ли что считает восемнадцатилетний пацан! — вспылил Вадим. — Может, он хочет подсидеть таким образом Стаса и остаться старшим на столярке! Так пусть сначала научится сам работать. И, вообще, таким путем карьеру себе не сделаешь. Он бдительный — молодец! Но он ошибся! Так ему теперь надо не продолжать тупо стоять на своем, а взять и извиниться!
— Перед кем? Перед Стасом? Да пошел он! Вот посмотришь — Стас ворует! Пересчитайте весь оставшийся лес, и принеси мне отчет и по сырью, и по деньгам! — с неприязнью и сильным раздражением распорядился, уходя, Сахно.
Именно распорядился, и этот новый тон в товарищеских отношениях серьезно насторожил Вадима. Он понимал, что Сахно не мог самостоятельно так завести себя необоснованными подозрениями, тем более что все они оказались пустыми. Вадим улавливал в его раздраженном тоне чье-то постороннее присутствие, но не мог понять, кто мог так категорически настроить его товарища. Единственным человеком, имеющим такое сильное негативное влияние на Сергея, могла быть только его жена. Вадим не раз становился свидетелем их скандалов, когда у Сахно начинали труситься руки, и он убегал из дому, по-