воцарившуюся тишину:
– Ну, пошли, ребята!
И снова солдаты взялись за носилки и двинулись вперед легким шагом, тихо напевая древнюю походную песню.
Производя разведку пути, Матату наткнулся на несколько разрозненных групп бойцов ФРЕЛИМО, но те отступали в безлюдные речные районы. После потери воздушной поддержки наступательный пыл ФРЕЛИМО, похоже, пропал окончательно, и ситуация стала расплывчатой и запутанной. Хотя им пришлось отклониться на север дальше, чем планировал Шон, Матату все же умудрился вести их, избегая прямого контакта с ФРЕЛИМО. Чтобы не снижать скорость, солдаты, которые несли носилки, постоянно менялись.
Перед наступлением ночи отряд остановился, чтобы отдохнуть и перекусить. Альфонсо вышел на запланированную связь со штаб-квартирой РЕНАМО и сообщил свои координаты. В ответ он получил лишь лаконичное подтверждение приема без каких-либо изменений приказа.
Они устроили пир из прихваченных русских консервов и покурили пахучих балканских сигарет в желтоватой бумаге.
Джоб опять пришел в сознание и хриплым шепотом пожаловался:
– У меня плечо будто лев грызет.
Шон добавил ему в капельницу ампулу морфия, и это дало такой эффект, что Джоб даже поел, сжевав несколько кусочков безвкусного консервированного мяса. Однако жажда его мучила намного сильнее, чем голод, и Шон, поддерживая его голову, помог ему выпить целых две порции на удивление вкусного русского кофе.
Шон и Клодия сидели рядом с носилками и ждали, пока взойдет луна.
– Мы опять пойдем через долину Хондо, – сказал Шон Джобу. – Как только мы доставим тебя в миссию Святой Марии, с тобой будет все в порядке. Один из католических отцов – доктор, а я смогу послать сообщение моему брату Гарри в Йоханнесбург. Я попрошу его послать самолет компании в Умтали. На самолете мы отправим тебя в Центральный госпиталь Йоханнесбурга, раньше, чем ты сообразишь, что тебя задело, парень. Там тебе будет обеспечен лучший медицинский уход в мире.
Когда поднялась луна, они продолжили путь. Была уже почти полночь, когда Шон объявил остановку на ночлег.
Из нарезанной травы он сделал себе подстилку рядом с носилками Джоба, и когда, лежа в его объятиях, Клодия уже проваливалась в сон, он прошептал ей на ухо:
– Завтра ночью я сделаю тебе горячую ванну и уложу между чистыми простынями.
– Обещаешь? – вздохнула она.
– Клянусь!
По глубоко укоренившейся привычке Шон проснулся за час до рассвета и пошел поднимать часовых на предрассветную смену.
Альфонсо отбросил одеяло, вскочил и отправился с ним. Когда они обошли часовых, то остановились на краю лагеря, и Альфонсо предложил ему одну из русских сигарет. Они курили, прикрывая ладонями огоньки тлеющего табака.
– Это правда, что ты рассказывал мне про Южную Африку? – неожиданно спросил Альфонсо.
– А что я тебе рассказывал?
– Что там люди, даже черные, каждый день едят мясо.
Шон в темноте улыбнулся, позабавившись концепции рая в представлении Альфонсо, как места, где люди едят мясо каждый день.
– Иногда им надоедают бифштексы, – подтрунил он над ним, – и тогда они выбирают цыпленка или барашка.
Альфонсо покачал головой. В то, что африканец может устать от мяса, просто невозможно было поверить.
– А сколько зарабатывает чернокожий в Южной Африке? – спросил он.
– Около пятисот рэндов в месяц, если это обычный неквалифицированный рабочий, но там много и черных миллионеров.
Пятьсот рэндов было больше, чем человек зарабатывал в Мозамбике за год, и это еще, если ему вообще посчастливится найти работу. А миллион – это была такая цифра, которая просто выходила за пределы воображения Альфонсо.
– Пятьсот рэндов. – Он удивленно покачал головой. – А разве им платят в рэндах, а не в бумажных эскудо или зимбабвийских долларах? – взволнованно спросил он.
– В рэндах, – подтвердил Шон.
В сравнении с другими африканскими валютами рэнд был так же надежен, как золотой соверен.
– И в магазинах полно товара, товара, который человек может купить на свои рэнды? – подозрительно спросил Альфонсо.
Ему было трудно представить полки, полные товаров, предназначенных для продажи, исключая шеренги трогательных бутылок с местной газированной водой и пачки дешевых сигарет.
– Все, что хочешь, – заверил его Шон. – Мыло и сахар, растительное масло и консервированная кукуруза.
Для Альфонсо все это было позабытой роскошью.
– Сколько хочу? – переспросил он. – И никаких карточек?
– Столько, за сколько сможешь заплатить, – снова заверил его Шон. – А если твой живот набит до отказа, то ты можешь купить туфли, костюмы, галстуки, транзисторные приемники или темные очки…
– А велосипед? – взволнованно спросил Альфонсо.
– Только люди из самых низов ездят на велосипедах. – Шон улыбнулся, наслаждаясь сам собой. – Остальные раскатывают на машинах.
– У черных есть собственные машины?
Это Альфонсо обдумывал довольно долго.
– А для такого человека, как я, там найдется работа? – спросил он очень застенчиво, что было вовсе не в его характере.
– Для тебя? – Шон сделал вид, что задумался, а Альфонсо покорно ждал его приговора. – Для тебя? – повторил Шон. – У моего брата золотые рудники. Ты смог бы стать бригадиром уже через год. А через два – вырасти до начальника смены. Я могу устроить тебе работу в тот же день, как ты прибудешь на копи.
– А сколько получает бригадир?
– Тысячу, две тысячи в месяц, – пообещал Шон.
Альфонсо был поражен. В РЕНАМО ему платили примерно один рэнд в сутки, причем в мозамбикских эскудо.
– Да, я бы не прочь стать бригадиром, – задумчиво пробормотал он.
– А разве хуже быть сержантом РЕНАМО? – продолжал подшучивать над ним Шон.
Альфонсо иронически рассмеялся.
– Конечно, в Южной Африке ты не сможешь голосовать, – продолжал разыгрывать его Шон. – Право голоса имеют только белые.
– Голосовать? Что значит голосовать? – спросил Альфонсо, но потом сам ответил на свой вопрос: – В Мозамбике у меня тоже нет права голоса. Никто не голосует в Замбии, Зимбабве, Анголе, Танзании. Никто не голосует в Африке, разве что пожизненно выберут президента, да однопартийное правительство. – Он покачал головой и фыркнул. – Право голоса? Ты не можешь съесть право голоса. Или надеть его, или поехать на нем на работу. За две тысячи в месяц и за полный живот ты можешь забрать мое право голоса себе.
– В любое время, когда окажешься в Южной Африке, заходи навестить меня. – Шон потянулся и посмотрел на небо.
Уже можно было различить кроны деревьев. Вот-вот должен наступить рассвет. Они загасили окурки и поднялись с земли.
– Я должен тебе кое-что сказать, – прошептал Альфонсо. Его изменившийся тон сразу привлек внимание Шона.
Он снова присел на корточки и взглянул на шангана. Альфонсо смущенно прочистил горло.
