в наш лагерь. Отец выехал навстречу им и проводил до центра лагеря так любезно, будто они являлись посланцами союзного короля, а не беженцами, умоляющими о пристанище.
Взрослые были высокими, рыжеволосыми, веснушчатыми и напоминали жителей Аргайла. И мужчины, и женщины были одеты в яркие цветастые одежды и плащи с прекрасной отделкой и увешаны впечатляющим количеством золотых украшений.
Они не производили впечатления жестоких людей, и я рассматривала живописную группу, думая, кого из детей они оставят у нас. Мое внимание привлек темноволосый мальчик, который шел, прихрамывая. Он крепко держал прочный кожаный поводок, за другой конец которого была привязана громадная собака, от вида которой у меня отвисла челюсть.
Огромная прямоугольная голова собаки доходила мальчику почти до груди; она была лохматой и длинноногой и не походила ни на какую другую, которых мне приходилось видеть, – гончие в нашей своре были поджарыми, с атласной шерстью, покрытой коричневыми, белыми и черными пятнами. Я гадала, для чего используют этих псов и как им удается уберечь такую лохматую шерсть, чтобы она не сваливалась и ни за что не цеплялась.
Всего собак было четыре, и они шли спокойно, не рвались с поводков и не обращали внимания на наши удивленные приветствия. Я решила, что расспрошу мальчика о его подопечном как можно скорее.
Люди скрылись в своем шатре вместе с собаками, и только в конце дня начали появляться мужчины, направляясь к жилищу моего отца, чтобы принять участие в традиционном распитии вина. Погода улучшилась, и можно было надеяться на хороший летний вечер, поэтому мы разложили подушки и деревянные чаши рядом с ямой, где жарили мясо на опушке леса, и приготовились разделить с ними трапезу.
Однако до начала обряда у Стоячих Камней встретиться с мальчиком не удалось, потому что за всеми детьми внимательно следили женщины.
Наконец, когда трапеза была закончена и наступили долгие сумерки, мы направились по плоской вересковой равнине к кругу, образованному камнями.
Установленные богами в незапамятные дни, такие священные места разбросаны по стране, подобно сказочным кольцам, оставшимся от времен, когда здесь жили великаны. Их всегда устраивали неподалеку от древних троп, в зависимости от расположения звезд, солнца и луны, и прийти сюда мог любой. В священных местах, стоящих особняком, человек очищался от ненависти и притворства, гордыни и одержимости и встречался с ближним во всей своей чистоте. Это была не первая встреча внутри каменного круга, на которой я присутствовала, но, несомненно, самая волнующая.
Отец подъехал верхом, но спешился, когда мы все расселись под древней аркой, и медленно прошел в центр, где для него уже поставили стул. Его сопровождали Нидан и Руфон, каждый нес длинную, заостренную палку, к которой скобами крепился факел. Они воткнули палки в дерн за спиной короля, потом замерли по стойке смирно, как официальные свидетели происходящего.
После того как объявили, что все в сборе и совет начинается, отец оглядел собравшихся и спросил:
– Кто имеет дело к королю Регеда?
Старший ирландец медленно встал и неторопливо подошел к отцу, как бы взвешивая, мудро ли он поступает. Наконец, он расправил плечи, поклонился королю и, повернувшись, обратился к собравшимся.
– Меня зовут Ангус из Ольстера, я приехал в Регед, желая осесть здесь и подчиниться вашим законам. – Он говорил четко, без лишних слов и пышности, и его говор был приятным.
– А почему ты хочешь уехать из Ирландии? – спросил отец.
– Наша семья занимала высокое положение при короле, но его убил брат, и для нас стало небезопасно оставаться там.
Ответ был невыразительным и прямолинейным, возможно, потому, что человек пытался скрыть боль.
– А какой залог ты дашь мне, если я предоставлю тебе убежище? – Ответ отца был таким же прямым, и со стороны можно было подумать, что речь идет о приобретении коровы.
– Мою дочь Бригит, хорошую девочку, которая будет верно служить тебе, и моего племянника Кевина, сына Финна, моего брата и помощника. Дети являются первенцами и на родине имели доброе имя.
– Покажите их, – приказал король, и две женщины, которые явно незадолго до этого плакали, отделились от группы и подвели заложников к королю. Свет факелов в легких сумерках был неверным, и наши люди наклонились вперед, чтобы лучше рассмотреть детей.
Девочка была худой, высокой и рыжеволосой, рядом стоял смуглый хромой мальчик. Оба были гораздо старше, чем все мы ожидали, и среди собравшихся пробежал удивленный шумок.
– Он от рождения приволакивает ногу, – торопливо объяснил ирландец, – но очень смышлен и остр на язык, и его учил один из лучших сказочников Ирландии. Ты, вероятно, сможешь отдать его в ученики своему барду или в помощь писцу. Научить его писать не составит труда.
Мой отец громко не смеялся уже много месяцев, но мне показалось, что в его глазах мелькнул веселый огонек, когда человек предположил, что у нас есть писец. Если ни у кого в Регеде не возникало необходимости читать, не было и причины приглашать человека, умеющего писать.
Король в раздумье смотрел на женщин и детей, рассеянно поглаживая усы. Потом он кивнул и обратился к Ангусу.
– Где ты хочешь обосноваться? – спросил он, явно удовлетворенный заложниками.
– Это тебе решать, господин. Мы бы предпочли иметь собственную усадьбу; где расчистим землю и будем возделывать, поскольку не очень любим разводить овец. Мы доверяем тебе выбрать участок земли, который удовлетворит наши запросы.
– Очень хорошо, – ответил отец. – Если ты поплывешь на восток вдоль берегов этого залива, то найдешь хорошие земли около римской дороги, что ведет на юг. Я нарисую тебе карту и покажу, где высаживаться. А если ты предпочтешь добраться туда посуху, могу дать тебе лошадей и кое-какую упряжь.
Ирландец выглядел удивленным, очевидно, не ожидая такого доброжелательного приема.
Глаза отца искрились добродушием, и он продолжил:
– Но о таких подробностях мы позаботимся позже. Сейчас тебе надлежит узнать некоторые вещи, связанные с заложниками.
Он сделал знак, и дети подошли и встали по обе стороны от его стула. Девочка, закутанная в многоцветную шаль, стояла со спокойным достоинством, не отрывая глаз от земли. Но мальчик открыто рассматривал короля и окружавших его людей.
– Передавая своих прямых наследников, ты оказываешь мне особое доверие, – начал отец, и голос его отражал серьезность происходящего. – Пусть это свяжет нас взаимными обязательствами. Ты, со своей стороны, не будешь поднимать мятеж, нарушать мир или составлять заговор с целью измены. Я же, со своей стороны, обещаю рассматривать тебя и твоих родственников как свободных людей этой страны и буду наставлять и защищать твоих детей. Они станут членами моей семьи. С ними будут обращаться как с любыми другими моими подданными, внимательно и заботливо. Не стоит беспокоиться из-за того, – добавил он, обращаясь к их матерям, – что с ними обойдутся дурно или жестоко. Плох тот вождь, который не ценит уважение и честь, оказываемые ему, когда под его опеку отдают детей.
Темнота затянула промежутки между Камнями, и в темнеющем над ними небе звезды начали свой хоровод. Одна из женщин громко засопела, и король снова обратился к предводителю ирландцев.
– Ты согласен с этими условиями?
Мужчина молча кивнул, и мой отец заставил заложников взяться за руки, после чего их родственник положил свою руку поверх их ручонок. Король осторожно обхватил ладонями переплетенные пальцы их рук, произнеся:
– Клянешься ли ты жизнью своих детей, Ангус Из Ольстера, хранить мир в этом королевстве и добровольно признать меня, Лодегранса из Регеда, своим вождем и королем?
Большой рыжеволосый ирландец склонил голову, но ответил твердо:
– Клянусь!
Руки разжались, и отец устроился на стуле поудобней. Среди зрителей пробежал шумок, раздались вздохи, и где-то вдалеке послышалось слабое уханье совы.
