Повернувшись к девочке, отец улыбнулся:
– Сколько тебе лет, Бригит-с-волосами-как-пламя?
Она не отрывала глаз от земли в течение всей церемонии, но сейчас подняла голову и ответила так же твердо, как и ее отец:
– На следующий Самхейн мне исполнится тринадцать.
– А сколько лет тебе, Кевин? Мальчик серьезно поклонился.
– Мне исполнилось двенадцать лет этой весной, господин. – Он уже говорил, как бард, и я предположила, что, когда его голос изменится, об искалеченной ноге и болезненном виде будет нетрудно забыть.
– Оба в том возрасте, чтобы подружиться с моей Гвиневерой, и, без сомнения, они поднимут ее настроение, как и мое, – сказал отец, снова оглядывая круг, потом медленно спросил: – Кто-нибудь против этой договоренности?
Возражений не последовало, и мой отец удовлетворенно кивнул.
– Значит, договорились, – проговорил он нараспев, ставя точку в этом деле и кивая ирландцу. – Тебе и твоим женщинам хотелось бы до завтра оставить детей у себя? Трудно расставаться без боли, даже зная, что они находятся в том же месте, что и вы, но уже под крылом другого человека.
Последовал поток признательности, а потом Кевина и Бригит окружили женщины, а отец объявил совет закрытым.
Дойдя до последней молитвы, он помолчал и высказал еще одну мысль:
– Мы благодарим тебя, о Бригита, за напоминание о том, что жизнь продолжается и мы должны пережить время скорби. Нить жизни всех людей изменяется, но продолжает виться, и только самые надменные считают, что заставили судьбу смириться. Эти дети уже достаточно взрослые, чтобы понять: их жизни навсегда переплелись с нашими. Но они не единственные, которых это касается; их присутствие дает новые силы, новый цвет двору Регеда, и мы, конечно, все станем богаче и счастливее благодаря им. Прими доброжелательно эту мысль, великая богиня, и будь благосклонна к нашему соглашению.
Его слова явились приятным завершением торжества, и я легла спать с новой радостью в душе, горя желанием поближе познакомиться с заложниками, несмотря на то, что они ирландцы.
10
БРИГИТ И КЕВИН
На следующее утро мы встали рано, чтобы сняться с лагеря и попрощаться с ирландскими семьями. Выполняя свои обещания, мой отец дал им лошадей и седла, а Ангус в ответ настоял на том, чтобы мы приняли в качестве подарка одну из его больших собак.
– Честно говоря, – грубовато сказал ирландец, мальчик сильно привязан к собаке и очень хорошо справляется с ней. Разлука с семьей будет легче, если у него останется что-то, напоминающее о детстве.
Мы разделились к тому времени, когда солнце залило своим светом устье реки. Ирландцы направились к новому дому, а наш двор двинулся вдоль горной долины на север, к озеру Виндермер и крепости Эмблсайд. Кевин остался сзади с Руфоном и мужчинами, которые двигались медленнее, потому что везли шатры и всякие атрибуты, а Бригит ехала рядом со мной в свите короля.
Утро было прекрасным, пели жаворонки, в вышине плыли кудрявые облака, и дул слабый ветерок.
– Это похоже на твою родину? – спросила я, заметив, что, как только мы тронулись, девочка стала оглядываться по сторонам.
– Не очень, хотя каменный круг напоминает те, что есть у нас в Ирландии. Скажи мне, – спросила она осторожно, – а в королевском дворце есть часовня?
– Во дворце? – удивленно спросила я. Мне и в голову не приходило, что она думает, будто поселится в доме, выстроенном специально для короля.
– В твоем доме, разве непонятно? У вас же есть дом, где живет ваша семья?
– Ну да… на самом деле их несколько, – сказала я, объяснив, что, сопровождая отца, мы можем останавливаться где угодно, начиная от римских бань до богатой усадьбы, такой, как Патгердейл или большой дом в Эпплби, где под спальни отводился верхний этаж с высокими деревянными столбами, подпиравшими острую крышу. Но не думаю, что любое из этих мест можно назвать дворцом, – заключила я. Встревоженная тем, Что она могла огорчиться, я торопливо объяснила, что нам приходится часто переезжать с места на место. – Разве ты не ездила вместе с двором, когда жила в Ольстере?
Она слегка покачала головой.
– Редко. Мы жили во дворце короля. Даже тогда, когда он был в отъезде… Однако там была часовня. А здесь?
– Ну, – помедлила я с ответом, – есть монастырь, который основал святой Ниннан, – белый дом на берегу Солуэй-Ферта. И время от времени ко двору забредают странствующие христиане, которые, случается, некоторое время живут в пещере у одной из рек. В Карлайле есть развалины церкви, но они заброшены… Вы христиане?
– Я – да, – гордо ответила она. – И мои родители тоже, хотя семья моего кузена Кевина придерживается иной веры. Впрочем, они ни разу не встречали священника, поэтому, наверное, им потребуется больше времени, чтобы найти свой путь.
Я посмотрела на девочку с еще большим интересом; наконец, я из первых рук могла узнать о вере, исповедуемой этими людьми.
Утро прошло в разговорах о чудесах и волшебстве, об отшельниках и святых, и о великих учениях, отстаиваемых ими. Если верить словам Бригит, священники были очень похожи на жрецов, только жертвоприношения у них были другими, и поклонялись они богу в облике человека. Она сказала, что новый бог лично интересуется твоими поступками, в отличие от старых богов, настаивавших, чтобы ты приходил к ним, причем могли прислушаться к твоим молитвам, а могли и не прислушаться.
Я уже знала, что старые боги, если захотят, могут заключить тебя в свои огромные объятия и довести до исступления как от радости, так и от страха. Не похоже, чтобы с последователями Белого Христа происходило то же самое, поэтому я про себя решила, что останусь верна старым богам, и надеялась, что ирландка не будет пытаться обратить меня в свою веру.
Когда мы доехали до берега первого озера, отец приказал сделать полуденный привал, чтобы дать отдохнуть лошадям. Мы с Бригит побежали на берег, устланный галькой, грызя орехи и сыр и продолжая болтать обо всем на свете. Я безмерно радовалась ее обществу, потому что она стала моей первой настоящей подругой после смерти Лин, и с нетерпением ждала возможности показать ей все, что можно, в нашем краю.
Она опустила руки в озерную воду и отдернула их, вскрикнув от удивления.
– Озеро Конистон всегда холодное, – сказала я, а потом показала на далекий остров. – Вон там садятся бакланы, чтобы высушить крылья, а чомги строят плавучие гнезда и иногда охотятся за рыбой при лунном свете. Мне не очень нравится это озеро, но здесь водится хорошая рыба.
– У вас есть и другие озера?
– Есть Виндермер, куда мы сейчас направляемся, и Уллсуотер, у которого живут большие олени, и Черное озеро, где обитает Владычица. – Я сделала охранительный знак, а потом подумала, не взволнует ли это мою гостью, но она, казалось, не обратила внимания. Возможно, Бригит не принадлежала к тем христианам, которые питают отвращение ко всем другим вероисповеданиям.
– Кто такая Владычица? – спросила она, накидывая на плечи яркую шаль, потому что мы подошли близко к воде и стало заметно прохладней.
– Да это же верховная жрица… Владычица Озера. Разве твой народ не знает о богине, ее жрице и обо всем другом?
– Ты имеешь в виду Морригану? – Она торопливо сотворила свой знак. – Каждый знает о ней. Но кто такая Владычица?
Я объяснила ей, как несколько женщин обучаются искусству жриц, а когда старая верховная жрица умирает, на ее место выбирают новую, и она продолжает учить остальных в течение всей своей жизни.
– И она известна под именем Владычицы Озера, потому что святилище находится у Черного озера, – закончила я.
– Она является главой жрецов? – настороженно спросила Бригит.
