выздоровеет.
— Значит, не о чем говорить. — Орталис явно был убежден, что отец расстроился по пустякам.
— Не так давно я кое-что обещал тебе. Не забыл?
Орталис явно забыл, и Грас ударил сына по лицу. Орталис упал на спину, закричав от боли и особенно от шока. Когда он встал, его взгляд выражал непреодолимое желание расправиться с обидчиком. Грас понял это и положил руку на эфес меча.
— Ты испытал лишь часть, малую часть того, что я обещал сделать, когда ты впервые сделал нечто подобное. Клянусь богами, можешь считать, что тебе повезло.
Орталис всем своим видом выражал несогласие.
— Ты не имеешь права так поступать со мной, — сказал он убийственным тоном.
— Имею. Поступил и буду поступать. Я отсылаю девушку домой. — Ему следовало строже наказывать сына в детстве. Впрочем, сейчас уже поздно об этом беспокоиться. — Компенсацию за нанесенный вред я вычитаю из твоего содержания.
— Это несправедливо! — воскликнул Орталис.
— Как ты считаешь, будет справедливо, если я нанесу тебе такие же увечья, как ты нанес ей?
Именно такое он дал обещание, но сейчас не испытывал ни малейшего желания это делать.
Сын так ничего не понял. Его глаза оставались блестящими, как стекло, и непроницаемыми, как камень. «Если завтра я умру, он попытается захватить престол. Что станет с Аворнисом, если ему это удастся? Орталис, наделенный властью? Только бы не умереть завтра и постараться всячески помешать ему ускорить мою смерть».
— Это мои деньги, и ты не имеешь права к ним прикасаться.
— Я должен прикоснуться к тебе кнутом, — прорычал Грас. — Исчезни с глаз моих, и если ты посмеешь так обойтись с какой-нибудь девушкой, клянусь богами, я запорю тебя. Ты чернишь не только свое имя, но и мое, а этого я не допущу.
Орталис, не произнеся ни слова, выбежал из зала. Грас протянул руку к стоявшему на столе кувшину с вином. Он налил вина в кружку и жадно выпил, словно пытался смыть вкус своего сына. «Другого у меня нет, — подумал он, наливая еще вина. — Придется его исправить».
Грас ударил кулаком по столу, и кувшин с вином подпрыгнул. Он едва успел схватить его, не дав опрокинуться. «А если мне не удастся исправить Орталиса?» Эта мысль не раз посещала его. И каждый раз он говорил себе, что должно пройти еще несколько лет, и все будет в порядке, как только Орталис повзрослеет. Годы шли, и ему становилось все труднее убеждать себя в этом.
В зал вошла Эстрилда.
— Все в порядке? — спросила она.
Грас покачал головой.
— Нет, совсем не в порядке. Но мы сделали все, что могли, и не знаю, что мы можем еще сделать.
Женщина глубоко вздохнула.
— Нет, не все сделали то, что должны были сделать. Иначе было бы гораздо лучше.
Ее слова заставили короля снова наполнить кружку.
— Хочешь вина? — спросил он. Жена кивнула, и он наполнил еще одну кружку, пристально глядя на дверь, в которую выбежал Орталис — Полагаю, могло быть и хуже.
— Да. Он мог убить ее.
— Я знаю. — Грас мрачно смотрел на вторую кружку с вином. Мысли об Орталисе, разговоры с ним превращали его в пьяницу. — Как нам следует с ним поступить?
— Не знаю. — Голос Эстрилды был таким же мрачным, как настроение Граса. — С самого детства мы все делали для него, но безуспешно. Слишком сильна в нем жажда крови.
Грас поморщился, услышав ее слова.
— Попробую заинтересовать его охотой, — вдруг сказал он. — И если он будет убивать оленей, кабанов и тигров… — Он не знал, как продолжить. — Может быть, этого будет достаточно.
Его жена поднесла кружку к губам, глядя поверх нее на мужа. Понемногу выражение сомнения на ее лице сменилось задумчивостью.
— Это шанс, — сказала она, наконец. — Если, конечно, он решит, что заняться охотой — его идея, а не твоя.
— Конечно, я это знаю. Мои идеи не могут быть удачными. Должен сказать, что так же было и с моим отцом.
Эстрилда фыркнула.
— Идеи твоего отца много раз оказывались неудачными.
— Ты никогда так не говорила, пока он был жив.
— Знаю. В этом не было смысла. Но скажи, ты считаешь, что я не права?
Грас задумался. Крекс начал с нуля. Он был одним из многих деревенских мальчиков, отправившихся в Аворнис, чтобы добиться успеха. В отличие от тех, многих, ему это удалось. Отец заслуживал уважения. Но даже если так…
— Ты права. Он был упрямым человеком. Может быть, Орталис унаследовал эту черту.
В его словах слышалась надежда. Если все дело в упрямстве Крекса, разве мог Орталис поступать по- другому?
— Твой отец был упрямцем, и его идеи иногда бывали неудачными, скорее часто, чем иногда, но он никогда не… поступал так. Никогда не получал удовольствия, причиняя боль… — Она не могла заставить себя сказать «людям».
Вероятно… нет, несомненно, она была права. Грас вздохнул. Кому понравится считать себя отцом ребенка с порочными наклонностями?
Ланиус старался уговорами заставить Чугуна слезть с высокой жердочки рядом с дверью и вернуться в свою комнату. Чугун по-прежнему жил один, так как проявлял прискорбную склонность к детоубийству. Убивать людей он не пытался, так как они были слишком большими. Кроме того, люди кормили и гладили его. Ради этого он терпеливо относился к тому факту, что люди не являлись котозьянами.
— Иди сюда, — просил его Ланиус. Разговаривать с котозьяном было так же бесполезно, как с обыкновенным котом. Он мог уговаривать Чугуна до посинения, а зверь только смотрел на него своими янтарными глазами и не думал приближаться на расстояние вытянутой руки.
Кусок сырого мяса, который Ланиус держал в руке, был более убедительным аргументом, чем слова. Чугун едва слышно заскулил. Ланиус хорошо разбирался в этих звуках. Они означали: «Я хочу мяса. Дай мне его».
Ланиус не отдавал мясо, а держал вне досягаемости маленьких когтистых ручек Чугуна. Котозьян попытался выхватить мясо, но промахнулся. Янтарные глазки злобно сверкнули. Юноша хорошо знал этот взгляд. В нем было больше злобы, чем во взгляде обычной кошки, но на Ланиуса он не произвел ни малейшего впечатления. Чугун должен был сделать то, что хотел король, а не наоборот.
Так он думал. Как только Чугун стал спускаться к соблазнительному кусочку, дверь в комнату открылась.
— Прошу прощения, ваше величество, — сказал слуга, — но…
В мгновение ока Чугун выскочил в коридор мимо испуганного слуги.
— Идиот! — закричал Ланиус.
— Ваше величество! — укоризненно произнес слуга. Ланиус всегда вежливо обращался со слугами, скорее как с равными, а не подданными.
— Идиот! — закричал король еще громче. — Ты что, окаменел? Бубулкус, помоги мне его поймать!
— А куда он побежал? Я не обратил внимания на это глупое… — Он замолчал.
— Он может быть где угодно! — простонал юноша. — Пошли!
Он оттолкнул Бубулкуса и осмотрел коридор. Пусто. Чугун уже успел скрыться за углом. На земле котозьян был таким же проворным и ловким, как обычный кот, и если он успел куда-нибудь залезть… Ланиус снова застонал.
— Если он убежит, ты пожалеешь, — сказал он слуге.
Бубулкус побледнел. Юный король отличался добротой, но изучил по летописям и хроникам, как его
