солдатами. Крекс был высоким сгорбленным стариком с седой бородой и огромными руками. Грасу не доводилось встречать другого человека с такими большими руками. Он не знал, почему его отец получил прозвище Невыносимый. Все, кто мог рассказать об этом, за исключением Крекса, умерли. Отец же не любил отвечать на расспросы.
— …все-таки он выкинул его. — Крекс говорил на крестьянском наречии центральной равнины, откуда он был родом. — Вышвырнул как нерадивого слугу, постоянно роняющего тарелки с супом.
— Это не кончится добром. — Грас покачал головой.
— Все никогда не бывает гладко, — заметила Эстрилда.
Жена Граса была моложе его на несколько лет. Светло-русая, с большими карими глазами, она казалась усталой, так как двое детей — четырехлетний Орталис и двухлетняя Сосия — доставляли ей слишком много хлопот. Сейчас мальчик играл в саду с игрушечной тележкой, в то время как девочка спала на коленях у матери. Она продолжала:
— Неприятности начались с тех пор, как король женился на королеве Серфии. Многим тяжело с этим смириться.
— Он хочет иметь достойного наследника, лучшего, чем Сколопакс, — заметил Крекс, — и кто может осуждать его за это?
— Ш-шш, отец, — прервал его Грас.
Крекс говорил то, что думал, и не желал делать это тихо. Слуги считались надежными людьми, но не хотелось проверять их столь опасным образом.
— Я не могу одобрить его седьмой брак. — Молодая женщина покачала головой. — Это противоестественно. И люди будут говорить, что он избавился от Букко, потому что тот говорил ему правду по поводу его женитьбы.
— Мегадиптис — праведный человек. Он во много раз праведнее, чем когда-либо был Букко.
— Да конечно, — признала Эстрилда и неожиданно повысила голос: — Орталис, не смей бросать камнями в кота!
— Я ничего не делан, мама, — сообщил Орталис, несколько смягчив правду.
— И не начинай, — сказала мать, строго округлив глаза, затем обернулась к Грасу: — Ты прав насчет Мегадиптиса, и я не понимаю, как он смирился с этим.
— Это просто, — заметил Крекс. — Он знает, что Аворнис нуждается в достойном наследнике после смерти Мергуса, вот и все.
Удивленный, Грас слушал, с какой легкостью жена и отец обсуждают происходящие в стране перемены. Подолгу находясь вдали от дома, он не пытался запомнить всех этих священников, кто из них был особенно свят, а кто — не очень. Но Эстрилда и Крекс могли говорить об этом без конца.
— Орталис! — крикнул Крекс. — Твоя мать велела тебе прекратить. Ты ждешь, что тебя отшлепают?
— Нет, дедушка. — На этот раз Орталис, без сомнения, говорил правду.
— Не был ли Букко в сговоре с фервингами? — сказал Грас. — Скоро королю Дагиперту придется договариваться с кем-то другим.
— Если ему это не понравится, Мергус просто даст королю пинка, — сказал Крекс.
— Это не так просто, — заметил Грас. Когда дело касалось фервингов, он знал, о чем говорил. — Сейчас скорее Дагиперт даст пинка нам, и он как раз собирается сделать это.
— Это правда, что, когда он был молод, он жил какое-то время в Аворнисе? — спросила Эстрилда.
Грас кивнул.
— Да, отец Мергуса полагал, что, полюбив нас, будущий король не будет доставлять нам неприятности. В те времена Аворнис был гораздо сильнее Фервингии… Орталис! — Погрозив пальцем сыну, он продолжил: — Дагиперт любит нас настолько, что хочет владеть тем, что принадлежит нам, и не всегда понятно: его ли это жадность или происки Низвергнутого.
Дружно они сотворили жест, оберегающий от злых сил, хоть Грас и не слишком верил в него.
Что-то неладное творилось во дворце. Ланиусу было только пять лет, но он чувствовал это. Встревоженные люди метались взад и вперед, и никто не обращал на него внимания. Как странно! Но ведь они любили его, и мальчик привык быть всеобщим любимцем. Неужели он стал невидимкой, раз его никто не замечает?
— Мама, — попробовал он позвать.
Но даже мать не смогла найти для него время.
— Не сейчас, — раздраженно отозвалась она.
Он попытался еще раз:
— Но, мама…
— Отстань, — ответила мать и шлепнула его.
Малыш расплакался. А Серфия не приласкала и не успокоила его как обычно. Вместо этого она выбежала прочь, оставив его плакать, сколько ему вздумается.
И Ланиус не мог увидеться с отцом — ему не позволяли. Странные люди заходили к королю: священники и волшебники, люди в зеленых одеяниях, как тот, что однажды, когда Ланиус заболел, щупал его руку, а после дал отвратительное питье.
— Это нечестно, — хныкал он.
Однажды посреди ночи Ланиуса разбудили свет и голоса. В спальне его отца было светло как днем. Громкие голоса наполнили дворец, или это лишь показалось мальчику, так как его комната находилась совсем рядом. Мелодичные голоса не испугали его — но он хотел спать, и они беспокоили его.
Однако вскоре шум стих, и спальня вновь погрузилась в темноту.
Мать Ланиуса и какой-то человек прошли по коридору мимо его комнаты.
— Если и это не помогло, мы бессильны, — сказал человек.
Мать начала тихо плакать.
— Мне очень жаль, ваше величество, — продолжал он, — но сейчас это только вопрос времени.
Два дня спустя весь дворец наполнился воплями и рыданиями. Но никто не рассказал Ланиусу, что случилось, это тоже заставило его расплакаться. Никто даже не побеспокоился вытереть его мокрый нос.
Затем принц Сколопакс появился в его комнате. Ланиусу не нравился этот противный старик. И тот никогда не любил мальчика, едва скрывая свои чувства. А сейчас он даже не стал делать это.
— Замолчи, маленький выродок! — рявкнул он. — Твой отец умер, и теперь я — король. Ты слишком мал, и никто не поддержит тебя. И поскольку я — король, тебе лучше согласиться с тем, что ты — ублюдок.
3
— ВИНА! — потребовал король Сколопакс, и слуги бросились выполнять его приказание.
Когда чаша с вином оказалась в его руках, Сколопакс откинул голову назад и расхохотался. Его смех отозвался эхом в тронном зале. Он осушил чашу, затем сунул ее ближайшему слуге. Спустя мгновение чаша была снова полна. Сколопакс выпил ее до дна.
Он никогда не думал, что жизнь может приносить столько удовольствия — и не потому, что не пил раньше сколько хотел или не напивался допьяна. А что оставалось делать младшему брату короля, всеми презираемому и подозреваемому? Сейчас же любые его поступки совершались королем. И это было очень важно.
— Аворнис — мой! — торжествующе воскликнул он. — Мой, говорю я вам!
Скажи он нечто подобное раньше, слуги, без сомнения, донесли бы Мергусу. Сколопакс был глуп во многих отношениях, но он понимал, что его брат мог сделать с ним, особенно после рождения Ланиуса. Если бы мальчишка не был таким хилым, Мергус бы так и поступил. В прежние времена Сколопакс старался отогнать от себя такие мысли, они наполняли его ужасом, особенно после нескольких бутылок. Сейчас ему нечего было бояться и скрывать.
Все слуги в тронном зале низко склонились перед ним.
— Да, ваше величество, — отозвались они.
Сколопакс снова рассмеялся. Всего пару недель назад они не скрывали своего презрения. Сейчас им оставалось только надеяться, что брат короля был тогда слишком пьян, чтобы помнить об этом. Ох, как
