вам.
— Верно, — Михаил Иванович плеснул новую. — У нас с племянником был уговор: я содержу его, пока учится в академии, а за это все, что напишет он в течение следующих трех лет, принадлежит мне. Глупость, конечно, но Макарка сам потребовал… Гордый был сильно…
— Почему его учебу оплачивал дядя? Он что — сирота?
История оказалась поучительной. Брат Михаила Ивановича и отец Макара, Николай Иванович, после раздела отцовского состояния получил кредитую контору. Дело чрезвычайно прибыльное, но требует постоянного присмотра и молодых сил. У него было два сына, погодки. После окончания гимназии старший Макар заявил, что желает заниматься не грязными деньгами, а, напротив, чистым искусством, для чего собирается поступать в Академию художеств. Отец пригрозил, что, если сын не одумается, будет изгнан отовсюду: из дома, завещания, отеческого сердца и списка живых родственников. Угроза была нешуточная, нрав Николая Ивановича крут и бесповоротен.
Макар не отступил от мечты. И тогда его выкинули на улицу в одном пальто. Помощь пришла со стороны дяди. Не общаясь с братом с момента раздела наследства, Михаил Иванович искренно любил племянника и верил в его талант. И готов был с радостью заменить отца: своей семьи и детей у него не было, да и вряд ли будет. А потому Гайдов предложил Макару переехать к нему, жить, ни в чем себе не отказывая и постигая мастерство живописи. Но и тут Макар проявил характер: потребовал заключить джентльменский договор, по которому дядя обеспечивает его самой дешевой квартирой и дает минимум денег, за что получает права на картины. Ни на что другое Макар не соглашался. Потому что считал: сытый художник — это не художник. Искусство и удовольствия несовместимы. Такой вот гордый юноша оказался…
— Сколько Макар успел написать? — спросил Родион, которого тронуло такое благородное упрямство.
— Немного… Если не считать студенческих работ… Это его первая серьезная картина.
— В таком случае… Мне надо знать, что вы делали вчера с утра до вечера.
Михаил Иванович оторвался от рюмки, которую тщательно разглядывал, и удивленно переспросил. Ему повторили вопрос: «Так что же делали?»
Оказалось, накануне была назначена дружеская вечеринка однокашников по коммерческому училищу. Веселье протекало столь бурно, что разъехались в двенадцатом часу дня. Гайдов прибыл домой и лег спать. Проснулся в седьмом часу, выпил чаю, ждал, что племянник заедет, но того не было. Тогда Михаил Иванович отправился в Александринский театр и после него — на поздний ужин. Более — ничего.
— В каком ресторане отмечали?
— В «Пивато», на Большой Морской. Знаете, что такое пирушка старых друзей?
Ванзаров знал, и еще как. Даже незаметно передернулся от нахлынувших воспоминаний. Мальчишник не забывается. Особенно в «Пивато». Ну, не об этом речь…
— У кого был ключ от квартиры? — хладнокровно спросил он.
— Только у Макара…
— Про запасной ключ за косяком двери кто знал?
— Никакого секрета, все знали. Макар дверь-то запирал, чтоб мальчишки соседские не залезли и картину не подпортили. А свои все знали.
— «Свои» — те, кого подозреваете в грехе зависти?
— Больше некого… — Михаил Иванович наконец осилил согревшуюся рюмку.
— Перечислите, кто на подозрении…
— Друзья его по академии. На курсе их так и называли — три мушкетера.
— Мушкетеров было четверо.
— И у них так же: Макар и три друга… Это…
— Завиток и Хохолок…
— Как вы их назвали?
Извинившись, Родион быстро, но метко описал скандаливших господ.
— Вот и вы их знаете… — согласился Гайдов. — Юные, но известные личности: Илья Глазков и Ольгерд Шилкович.
— Кто третий мушкетер с кисточкой и палитрой?
— Коля Софрониди…
— Знаете их адреса?
— Да они все тут. Еще не успели разъехаться. Прямо Монмартр на Гороховой устроили.
— Живут в этом доме? — излишне резко спросил Родион.
— Так вместе и сняли квартиры… Хорошие мальчики, талантливые… Только до Макара им далеко. У них талант ровный, правильный, обычный, что ли, не того масштаба. Вот и мог кто-то позавидовать его будущей славе. Чужая душа — потемки. А у творческих личностей — мрак кромешный.
И тьма в ней великая, хотел добавить Ванзаров, но вместо этого сболтнул:
— Что-то вроде мук Сальери?
— Это уж вам виднее.
— Какие квартиры они снимают?
Оказалось, напротив Макара в похожей комнатушке под чердаком живет Софрониди. Глазков и Шилкович обитают в квартирах этажом ниже, там условия получше. Жертва как бы случайно оказалась в слишком плотном окружении друзей. Ни одного стороннего свидетеля.
— Что же так гениально изобразил ваш племянник в этой картине?
Дядюшка понурился и признался: что написано — не знает, картины не видел вовсе. И даже догадок не имеется. Макар был скрытен до истерики, ни на какие расспросы не отвечал, а саму картину плотно завешивал черной тканью, ничего не разобрать.
— Но хоть какого размера?
По растопыренным рукам можно было судить: внушительно. Не меньше аршина с вершком[10] в ширину и чуть меньше двух аршин[11] в высоту. Как раз под сиротливую дырку на стене подходит. Но такая здоровенная картина — не вазочка. Под пальто не спрячешь и под мышкой не вынесешь. Вещь приметная, особенно на улице.
— Для ведения розыска прав у меня никаких… — начал Родион, — но все, что успею, сделаю. Мало времени, и неизвестно, что искать. Может, какие-то приметы вспомните? Обычно художники пишут эскизы, прежде чем взяться за полотно.
Как ни хотел Гайдов, но помочь оказался бессилен: в этот раз Макар, как нарочно, писал сразу начисто, ни одного наброска не сделал. Он тайком просматривал груду холстов, но там все было знакомо. Михаил Иванович еще раз напомнил, что за благодарностью не постоит. Это предложение было отвергнуто: какие деньги, когда ожидает приз куда более ценный — удовлетворенное любопытство. Что может быть важнее этого в жизни, не так ли?
— И вот еще что… — Михаил Иванович отодвинул рюмку. — Я чуток приплачиваю дворнику, чтобы присматривал за племянником. Хоть за Макаром глупостей не водится, но на всякий случай глаз нужен… О господи, о чем я… У него должно быть все записано… Надеюсь, сами справитесь без моего участия?
Чтобы великий сыщик, никак не меньше, да не совладал с каким-то дворником? Быть такого не может. Вот именно. Другое интересовало: где найти закадычных друзей, если их уже нет на выставке? Не дожидаться же под дверью.
— Кто-нибудь обязательно в «Вене» сидит, на углу Гороховой и Малой Морской. Одного найдете, а там и другие сыщутся… Очень прошу: если что-то узнаете, любую мелочь, да хоть подозрение — сразу дайте мне знать. В любое время дня и ночи… И последняя просьба: сообщите его отцу, я не могу пойти сам, плохо может закончиться… Не сочтите за труд… Вот адрес…
Дворник, ожидавший поблизости уютной каморки, пребывал в счастливой гармонии с миром, людьми и космосом в целом. Все хорошо было в этом мире: осеннее солнышко прыгало зайчиками в окнах, легкий ветерок теребил пыль во дворе, и еще этот милый молодой человек о чем-то так сладко говорит.
Но тут строгий чиновник вытолкнул Данилу из радужного забвения. Дворник улыбнулся во всю пасть, хотел было обнять мальчишку от всего сердца, но все же сдержался. Только руками всплеснул.
— Чем же я могу угодить вам, добрый человек? Чего хотите, просите! — широким жестом предложил
