И я там был, и я там пилмеда, текущие по хвое,где об утраченном покоепоет украинский ампир… 2А вдали от Полтавы, весельем забыт,где ночные деревья угрюмы и шатки,бедный-бедный андреевский Гоголь сидитна собачьей площадке.Я за душу его всей душой помолюсьпод прохладной листвой тополей и шелковиц,но зовет его вечно Великая Русьот родимых околиц.И зачем он на вечные веки ушелза жестокой звездой окаянной дорогойиз веселых и тихих черешневых сел,с Украины далекой?В гефсиманскую ночь не моли, не проси:«Да минует меня эта жгучая чара»,—никакие края не дарили Русидрагоценнее дара.То в единственный раз через тысячу летна серебряных крыльях ночных вдохновенийв злую высь воспарил — не писательский, нет —мифотворческий гений…Каждый раз мы приходим к нему на поклон,как приедем в столицу всемирной державы,где он сиднем сидит и пугает ворондалеко от Полтавы.Опаленному болью, ему одномуне обидно ль, не холодно ль, не одиноко ль?Я, как ласточку, сердце его подниму.— Вы послушайте, Гоголь.У любимой в ладонях из Ворсклы вода.Улыбнитесь, попейте-ка самую малость.Мы оттуда, где, ветрена и молода,Ваша речь начиналась.Кони ждут. Колокольчик дрожит под дугой.Разбегаются люди — смешные козявки.Сам Сервантес Вас за руку взял, а другойВы касаетесь Кафки.Вам Италию видно. И Волга видна.И гремит наша тройка по утренней рани.Кони жаркие ржут. Плачет мать. И струназазвенела в тумане…Он ни слова в ответ, ни жилец, ни мертвец.Только тень наклонилась, горька и горбата,словно с милой Диканьки повеял чабреци дошло до Арбата…За овитое терньями сердце волхва,за тоску, от которой вас Боже избави,до полынной земли, Петербург и Москва,поклонитесь Полтаве.
1973
СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ
Ты нам во славу и в позор, Сергей Есенин.Не по добру твой грустен взор в пиру осеннем.Ты подменил простор земной родной халупой;