Из окна джипа высунулся кейс.
– Пересчитай, – сказал милицейский, протягивая кейс.
– Обижаешь, – ответил Истанбул-Константинополь, отдавая кейс полковнику Коту. – А ты, генерал, там прикажи, кому, что, чего и зачем. На Преображенском смотрящий по рыбе на колокольне от тоски помер. Пошли своих, чтобы Тофик губу не отклячил. И если что, на нее наступи.
Милицейский генерал отдал честь и влез в джип («Чероки», «Судзуки», «Лэнд Ровер», «Рэнд Ровер», «Лэнд Крузер» или еще какой, я в этих делах не секу. Навскидку «Оку» от «Жигулей» отличить могу. Не скажу что с закрытыми глазами, но из трех раз точно определю. А вот что поизысканнее – извините- подвиньтесь. Но тут я запросто. Раз на морде написано «Jeep», значит, джипу и быть). И груженный милицейским генералом джип («Чероки», «Судзуки», «Лэнд Ровер», «Рэнд Ровер», «Лэнд Крузер» или еще какой, я в этих делах не секу. Навскидку «Оку» от «Жигулей» отличить могу. Не скажу что с закрытыми глазами, но из трех раз точно определю. А вот что поизысканнее – извинитеподвиньтесь. Но тут я запросто. Раз на морде написано «Jeep», значит, джипу и быть) отъехал по своим джипоментовским делам. А мы все остались на берегу Алексеевского пруда, в коем притопили двенадцать штук груза-200 по причине невозможности использования в дальнейшей производственно-жизненной деятельности. Потому что мы не гестаповцы какие, чтобы трупы меркантильно использовать. У нас и живых-то людей за людей не держат, а исключительно как за человеческий фактор. А фактор, чего уж там. Как говорят у нас в народе, е...ись он конем. Крайне емкое выражение, хотя технически мало выполнимое. Так... Что это?...
– Полковник, – спросил я Кота, – что это вон там... на том берегу... совершается?
Кот, пересчитывая, насколько я понимаю, валютное содержимое кейса, не отрывая глаз, ответствовал лирически (доллары, это я заметил, настраивают на лирический лад):
– А на том берегу незабудки цветут. А на том берегу звезд весенний салют.
– Это я понимаю. А вот что между незабудками и весенним салютом звезд?.. Чего-то сомнительное...
Кот на секунду оторвал глаза от кейса, швырнул их на тот берег и, возвращая обратно к кейсу, безразлично произнес:
– А... Это милицейский конь Гордый рядового Мохначева е...ет.
– Кккак? – зазаикался я.
– Как «как»? Не видишь, что ли...
– Вввижу... А за что?
– За дело.
– За какое дело?
– Кто ж это может знать. Главное, чтобы другим неповадно было.
– Что «неповадно»?!
– Да не ори ты так, Федорыч. А то, когда ты так орешь, мне с тебя страшно становится. В нашей системе всегда нужно кого-то е...ать, чтобы другие, этот процесс наблюдая, по сторонам оглядывались и жопу свою берегли. Для системы необходимо, чтобы у каждого гражданина очко играло... Понял?
– Лааадно. А почему рядовой Мохначев?
– Вообще-то сегодня, – отвечал полковник Кот, застегивая кейс, – на его месте должен был быть лейтенант Климов. Но об этом тебе лучше Истанбул-Константинополь расскажет. Давай, Константинополич, обрасскажи Федорычу здешнее расположение дел. А я пойду отдохну. Меня с усталости на скрипичный концерт Лядова потянуло. Страдивари наш полковой по-прежнему в красном уголке?
– По-прежнему, по-прежнему. Если только менты его на «Калину красную» не задействовали.
Не задействовали. Потому что из красного уголка службы ДПС Восточного округа потянулись звуки скрипичного концерта Лядова.
А я приготовился слушать рассказ ИстанбулКонстантинополя о таинственной жизни Алексеевского пруда и околопрудья и об особенностях административных наказаний в измайловской части Российской Федерации. Был раскинут дастархан. Завтрак!
– Так вот, Федорович, в Измайловском парке какие-то московские власти учредили природоохранную зону. А пруд этот, в котором царь Алексей Михайлович с Патриархом Никоном в смущенном состоянии раскол учудили, и мать ваша, Российская православная церковь, а теперь и моя, разделилась на две части, был объявлен особо охраняемым прудом. Настолько охраняемым, что никто в нем поселиться не мог. В этих целях карпов и щук, в нем постоянно прописанных, выселили из пруда на добровольной основе. При помощи отходов с ткацкой фабрики. И загнали, я имею в виду не отходы, в гипермаркет «Ашан», что на Красносельской, под видом охлажденной рыбы. Это была почти чистая правда. Потому что рыба была не просто охлажденная, а окоченевшая. Без помощи льда. Что – экономия. Если ее поджарить на нерафинированном подсолнечном масле, почти и не пахнет. Продавали ее по акции со скидкой сорок процентов. Пенсионеры были очень довольны. Даже когда акция кончилась. Вместе с рыбой. Да и пенсионеры куда-то подевались.
Так вот, раз существует природоохранная зона, то кто-то должен ее охранять. От самостроя садовых домиков, беседок, грядок с картофелем и брюссельской капустой. Объявили тендер на должность охранника с окладом (без оклада) для всех желающих. В моем лице. Который я честно выиграл. Был, правда, один малый, эколог. Тоже претендовал. Но оказался с уголовным прошлым. Замочил Отарика, Сильвестра, Солоника, ореховских, медведковских, гольяновских. Измайловских, само собой. Следаки из Генеральной все доказали. И гнить бы ему в «Белом лебеде», но тут случился случай с Литвиненко. Экологу в благодарность Байкал предложили. Омуля охранять. Которого он предварительно должен завести. Потому что местный омуль куда-то сдох. По причине неуживчивого характера с целлюлозным комбинатом. А пруд с парком – за мной. Вот недавно пост охраны закончили строить.
– Это какой?
– Да вот, —Истанбул махнул рукой на дворец.
– Этот?!!
– Ты чего? Я могу и документы показать.
Истанбул щелкнул пальцами. Возник свежеоттраханный милицейским конем Гордым рядовой Мохначев (вместо лейтенанта Климова, о чьем проступке мне пока ничего не известно). В руках он держал папку со стопкой бумаг с золотым обрезом. И на первом листе черным по белому было написано, что Измайловский парк с Алексеевским прудом сдан гр. Манчестеру-Ливерпулю в аренду на сорок девять лет для природоохранных работ с правом стрелять без предупреждения. И сто шестьдесят две подписи. Или восемьдесят четыре. Я не считал.
Истанбул аккуратно зачеркнул «Манчестер-Ливерпуль» и надписал сверху «Истанбул-Константинополь». Расписался. Потом обмакнул большой палец в услужливо поднесенную рядовым Мохначевым чернильную подушечку и оставил на бумаге отпечаток. На листе закрасовался герб Российской Федерации.
– Вот такие дела, – финишировал ИстанбулКонстантинополь, помахивая договором аренды.
– И что, – благоговейно поинтересовался я, – приходилось... без предупреждения?
– А куда же денешься? Если родина тебе поручила ее природоохранять. Ореховские, медведковские, гольяновские... Измайловские, само собой. Все в этом пруду. И полк ДПС под свою крышу взял. Чтобы в природоохранных целях мне в парке содействовал. Ну, и на окружающей парк территории Восточного округа чтобы порядок был. И соответствующее финансирование. Так вот, – неожиданно взъярился Истанбул, – эта парчужка лейтенант Климов бабки на природную охрану, полученные от цветочного ларька на углу Борисовской и Ткацкой, заныкал и слил в механическую лотерею при секс-шопе у метро «Партизанская». Вместе с бабками, полученными с этого самого секс-шопа на эту же природоохранную деятельность. За что и был вые...ан милицейским конем Гордым посредством жопы рядового милиционера Мохначева, чьи услуги были оплачены правом взимания арендной платы с сигаретного ларька у книжного магазина «Литера» на природоохранные нужды Алексеевского пруда и прилегающих территорий. Кстати, – призадумался ИстанбулКонстантинополь, – по-моему, этот Мохначев от Гордого начал кайф ловить. Пора его в шоу-бизнес определять. А теперь, Федорыч, извини, мне в Думу нужно. Пленарка.
Из пруда с ревом выполз бронированный «Мерседес-Амфибия» и умчал члена фракции КПРФ, бывшего Манчестер-Ливерпуля, а ныне Истанбул-Константинополя вершить.
Глава тридцать вторая
Я лег вздремнуть. На берегах пруда. Но не вздремнул, а стал размышлять. Вода. Она
