высшим сословием. Если мы начнем делиться с беднотой, то скоро станем такими же тупыми животными, как и они. Что отличает человека высшего сословия от черни? Только деньги и то, что они несут – удобства и роскошь, легкую и необременительную работу, которую мы на всех перекрестках обзываем «каторжным трудом» и которая заключается зачастую просто в заключении сделок с нами же подобными. Причем у нас есть штат помощников помельче, взявших на себя черновую подготовку по заключению договоров и поверке их выполнения. Нам же остаются только светские разговоры – такие, какой мы ведем с вами. В результате вы получаете возможность доставить в столицу пару возов с экзотическим оружием – там за него вы выручите куда больше десяти тысяч – это вы должны понимать не хуже меня. В итоге все остаются довольны. Крестьяне – тем, что есть во что одеться, гномы – что не умерли с голоду, а мы с вами – что на нашем счете появился лишний ноль. – Тонг озорно подмигнул собеседнику. – При зрелом размышлении мы получаем гораздо меньше, чем крестьяне и гномы. Что такое лишний нолик по сравнению с возможностью полноценно питаться и одеваться? Да не будь нас, они все ходили бы голодные и голые, ковыряясь в земле деревянными палками!
– Не будь вас… – Элан задумчиво изучал столешницу, пытаясь скрыть гнев, который требовал немедленного выхода. – Не будь вас, купцов и разбойников, хотя, похоже, что в этих словах нет разницы, здесь бы не было города – зато стояли бы несколько сел и гномы не голодали бы. Крестьянские обозы, не боясь ничего, тянулись бы к горам, и величественные гленды выходили бы к ним, хмуря брови. Крестьяне жаловались бы на высокие цены, однако уезжали бы с полными подводами самой замысловатой техники, позволяющей снять два, а то и три урожая. А народ Молотов забивал бы закрома продуктами, не боясь голода. И дети крестьян мирно ехали бы на телегах, радуясь прогулке и не опасаясь нападения. Потому что гномы создавали бы массу самых разнообразных вещей, а не одно оружие. Конечно, все это могло быть – только если бы не было вас… Вы вносите в мир зло, боль и хаос – ради одного лишнего нуля на счете…
– Да кто ты такой! – Тонг вскочил, зло глядя на собеседника. – Ты заступаешься за быдло! Я слышал, в одном мире аристократы пожертвовали собой, пытаясь сделать мир лучше – их там просто расстреляли из пушек! В нашем будет то же самое с любым, кто попытается изменить порядок вещей! Уж поверь – лучшее оружие, создаваемое всеми мастерами, мы всегда оставляем для собственных нужд!
Хранитель прикрыл глаза и вспомнил.
Снег. Он падал мелкой крупой, взлетал под порывами ветра, оседая на белых лицах. Мундиры – разных полков, разных чинов; многие надели сюда именно их – свои мундиры, полные наград, боевых, не парадных. Они шли умирать за свои идеи, за возможность если не изменить, то что-то сказать своим друзьям и потомкам. Напротив стояли ряды солдат, таких же, как и те, что бежали за ними в самых разных сражениях, всегда готовые вместе умирать, сочувствующие им – но не способные ослушаться приказа. Слишком сильно в них было вбито уважение к властьдержащим; вколочено накрепко – отцом с матерью, потом священниками, а затем и офицерами – такими же, как и они. Да и те, кто стоял на площади, не раз внушали своим солдатам такую простую истину – действовать, не раздумывая, потому что лишний миг раздумий делает из хорошего солдата – плохого, мертвого солдата… Потому и были бледны лица людей в мундирах – они шли не говорить, а умирать. Рядом стояли их товарищи в штатском – они понимали меньше. Но, глядя на направленные на них жерла пушек, и они не отступили, просто потому, что умереть иногда гораздо проще, чем изменить своим идеалам… А снег все падал, неторопливо засыпая шеренги стоящих людей, одни из которых были готовы умереть по приказу, за интересы правителей и купцов, считающих простой народ «быдлом», другие – просто за свои идеи, и потому невооруженных.
– Вы правы. Такие, как вы, существуете только за счет других и никогда не отдадите своих позиций без боя. Но кто вам сказал, что бой можно вести только оружием?..
Элан вздохнул и неторопливо направился к выходу. Вслед ему донеслись вполне вежливые слова:
– Всего доброго. Надеюсь, мы еще увидимся…
– Ты его здорово разозлил. Нам лучше сейчас же линять из города.
– Ничего, Кристальный Пепел, ночи сейчас не холодные, а я умудрился плотно поесть перед дорогой.
– Зато не закупил припасов. Сколько мы будем искать гномов? По дорогам-то уже не пойдешь!
– Зачем? Я и так чувствую, где примерно в горах есть выходы руд – по расположению отрогов, по колебанию почвы под ногами. Не точно, однако направление могу задать уже сейчас. А там если не главный вход, то шахтерские выработки будут наверняка.
Ночь застала их под густыми лапами широкой сосны, почти ничем не отличающейся от земной. Только шишки на покрытых зелеными иголками ветках были в несколько раз больше, и цвета их колебались от светло-зеленого до голубого, отчего деревья приобретали праздничный, нарядный вид, будто кто-то разбросал по ветвям множество симпатичных игрушек.
Забравшись на мягкую хвою, Элан зарылся поглубже в сухие иголки, с тоской вспоминая о пушистой шкуре зверя; несмотря на бодрые заверения, ночами он начал мерзнуть – сказывалась близость гор. Вечерний туман клубился между деревьями, холодными влажными лапами забираясь под одежду. Изделие эльфийских мастеров пока держало тепло, но промозглая влажность леденила ноги, заставляя сворачиваться клубком и мечтать о горящем камине и теплом одеяле.
– Мерзнешь? – Меч, как всегда, ехидничал. – Нужно было не отцов города злить, а припасы для путешествия закупать, благо финансы еще позволяли. Вполне хватило бы на теплое одеяло, да и отряды егерей не рыскали бы, высматривая гордого аристократа, посмевшего вставлять палки в колеса местным воротилам.
– Извини, – Элан не испытывал ни малейшего раскаяния, лишь чувствуя потребность поговорить. – Не знаю почему, но я начал испытывать сильнейшие приступы гнева, во время которых с трудом могу себя контролировать. Мне кажется, еще немного – и я словно взорвусь изнутри, стану кем-то другим – более страшным, более жестоким. Не злым, а каким-то… холодно-отстраненным, взвешивающим мелкие слабости людей как повод для их уничтожения.
– Это Дракон. Ваши эмоции перемешиваются в моменты сильных потрясений, создавая малое единение. Еще один признак того, что мы на правильном пути. Не подавляй его, только научись контролировать. Гнев Дракона, правильно используемый, – одна из наиболее мощных психосоматических сил Хранителя. Впрочем, в этом ты еще сможешь убедиться в дальнейшем, а пока… Хочешь вновь обрасти?
– О чем ты?
– О волчьей шкуре. Эльфы помогли тебе совершить превращение, только это не значит, что ты не способен на него самостоятельно.
– Но я не эльф и вряд ли смогу когда-нибудь так же полно познать магию природы… Для этого нужно стать ее частью!
– Магия, магия… Под этот разряд невежественные люди огромной кучей отбросов сваливают все, что им непонятно, не желая идти путем познания. Все проще: свой зверь живет в каждом. Не всегда он может жить самостоятельной жизнью и мелькать при свете луны темным призраком между деревьев – зато тем гуще тени, отбрасываемые им на натуру человека. Самый страшный враг – непознанный, а то и просто непредставляемый себе. Эльфы и в своих экзаменах остались верны себе, подарив тебе прекрасную возможность познать свое второе «я». Ты почувствовал своего зверя и понял, что ваши желания, хоть в чем-то и похожи, но разные; и твои – сильнее. Иными словами, человека в тебе больше, чем зверя, а значит, ты способен его контролировать, даже когда бегаешь на четырех лапах.
– А что, бывает иначе?
Меч ухмыльнулся.
– Ты никогда не встречал людей, внешне вполне ухоженных и благополучных, устроивших свою жизнь сладко и комфортно, достигших высокого положения, однако равнодушно смотрящих на страдания других людей и способных перешагнуть через все человеческое, что есть в собственной душе? В таких перевертышах внешность осталось человеческой, а вот душа поросла шерстью. Причем это необратимо – зверь победил человека, и теперь царствует в его теле, заставляя его служить собственным желаниям. Таких нужно изолировать, или, проще того, усыплять – а вы ими восхищаетесь и подражаете.
Элан хотел возразить, но вспомнил светлый, роскошный банк и красивое, располагающее к себе лицо сотрудника: «Мы работаем, чтобы сделать вашу жизнь проще… У нас самые низкие проценты…» Взяв деньги на похороны матери, он за год вернул почти всю сумму – и узнал, что она растворилась в банковских
