Тем временем Тиранья Кровопийца подсчитывала в уме, на какую сумму вырос бы один талер, положенный на банковский счёт в нулевом году под шесть процентов годовых, со всеми сверхначислениями, если бы этот банк просуществовал до сегодняшнего дня.
Но чем дольше тянулись последние минуты, тем сильнее росло в Шуткозлобере чувство, что вся его длинная тощая фигура постепенно изгибается, складываясь в знак вопроса. А Тиранье так и чудилось, словно бы бесконечные колонки цифр, которые она видела перед собой, состоят из мириадов микроскопических вопросительных значков.
В ужасе Тиранья прошептала:
— Сейчас… Сейчас… Я вот-вот подумаю о…
Кррак!
Племянник влепил тётушке увесистую оплеуху.
— Ах, ты! — взревела ведьма вне себя. — Ну погоди! И в свою очередь отвесила племяннику пощёчину, так что его очки полетели через всю лабораторию.
И тут между высокоучёными родственниками началась потасовка… У племянника оказался подбит глаз, а у тётки расквашен нос.
— Не принимай на свой счёт, Тити, — пробормотал Шуткозлобер, указывая на чашу из ледяного пламени. — Погляди-ка лучше туда.
Всеми цветами радуги переливался в чаше неподвижный, прозрачный гениалкогадский волшебный напиток.
Постепенно сознание вернулось к старому ворону и маленькому коту. Ледяной ветер унялся. Вокруг было тихо, звёзды ярко озаряли черноту ночи, зверьки больше не мёрзли, а огромная звонница наполнилась чудесным золотым светом. Вдруг одна из больших каменных фигур, установленных на окне колокольни, повернулась и вошла в помещение. Правда, статуя больше не казалась каменной — она была живая.
Перед Морицем и Якобом предстал благообразный старый господин в расшитой золотом мантии. На плечах у него лежали подушки снега. На голове он носил епископскую митру, а в левой руке — изогнутый посох. Водянисто-голубые глаза смотрели на обоих друзей из-под кустистых белых бровей немного растерянно.
— Итак, пострелята, — промолвил старый господин, — что это вы тут вытворяете?
Он подошёл поближе и склонился над ними, желая получше их рассмотреть. Он слегка прищурил глаза, как делают все близорукие люди.
Ворон и кот сидели, прижавшись друг к дружке, и безмолвно глазели на него в ответ.
— Знаю, знаю уж, что у вас на уме, — продолжал старый господин. — Задумали стащить у меня мой прекрасный новогодний звон! Я — святой Сильвестр и спускаюсь сюда, на землю, только один раз в году, в свой праздник — и то всего лишь на несколько минут, дабы проследить за порядком. Ну-ка отвечайте, зачем вы это затеяли?
Сбитые с толку герои, то каркая, то мяукая, смогли кое-как объяснить, кто они такие и в чём заключается ужасный план мага и ведьмы.
Между тем Бельзебуб Шуткозлобер и Тиранья Кровопийца загнали сами себя в совершенно безвыходную ситуацию.
Оба одновременно попытались парализовать друг друга магическим взглядом и теперь сидели неподвижно и смотрели друг другу в глаза. Оба были взаимно загипнотизированы наилучшим образом. И потому не могли прекратить гипнотизировать друг друга.
— Если я всё правильно понял, — заговорил святой Сильвестр, — достаточно одного-единственного звука из новогоднего звона, чтобы аннулировать обратное действие гениалко… — Он запнулся.
— Гениалкогадского волшебного пунша, — с готовностью подсказал Мориц.
— И вы считаете, что такая малость в состоянии что-то изменить в столь страшном деле?
— Уверены! — заявил Якоб. — Но только в том случае, если эти два чёртовых отродья ничего не прознают. Они-то будут желать доброе, чтоб сбылось злое, а из их пожеланий как раз доброе-то и получится.
— Ну да, ну да, — задумчиво произнёс святой Сильвестр. — Один-единственный звук из моего личного новогоднего концерта я вполне могу вам подарить. Надеюсь лишь, что никто не обратит внимания на недостачу.
— А как вы, собственно, полагаете это устроить, ваша милость? — осведомился ворон. — Если вы дадите нам эту ноту прямо сейчас, те двое её тоже услышат и будут начеку.
— Прямо сейчас? — переспросил святой Сильвестр. — Но это совершенно бесполезно, потому что вы получите вовсе не ноту из новогоднего звона. Новогодний звон звучит ровно в полночь…
Взгляд святого Сильвестра блуждал, казалось, где-то очень далеко.
— Однако в Вечности, — проговорил он, — не существует ни «прежде», ни «потом». Там существует вечно сущее, непрекращающееся, одновременное и неразделимое «всегда». Поэтому я уже сейчас могу подарить вам звук, хотя раздастся он только в полночь. Его влияние будет предшествовать первопричине, как это часто происходит с дарами Вечности.
Ни один из зверей ничего не понял из того, что изрёк святой Сильвестр. А тот бережно провёл пальцами по огромному боку могучего колокола, и в ладонь ему упал прозрачный кусочек льда. Внутри кристаллика льда сверкал и искрился по-неземному прекрасный огонёк, принявший облик одной- единственной ноты.
— Вот, — произнёс святой Сильвестр. — Возьмите её поскорее, отнесите туда и незаметно бросьте в этот адчадужасный напиток.
Якоб Кракель осторожно взял льдинку в клюв и несколько раз вымолвил «кхым! кхым!», причём при каждом «кхыме» кланялся.
Мориц отвесил изящнейший поклон, расшаркался лапой и произнёс:
— Глубочайшее мерси, монсиньор. Мы постараемся выказать себя достойными вашего доверия. Но как нам поспеть к месту событий вовремя?
Святой Сильвестр улыбнулся так, как всегда улыбаются святые.
— Сейчас вы вместе с моим колокольным звуком полетите… полетите… Это займёт несколько секунд. Раз — и вы уже там. Прощайте! Мне доставило великую радость познакомиться с двумя такими храбрыми и честными созданиями Бога.
Он поднял руку в благословляющем жесте.
Кот и ворон вцепились друг в друга и со скоростью звука полетели сквозь ночь. А спустя несколько секунд обнаружили себя в кошачьей комнатке. Окно стояло открытым, и всё выглядело так, словно они никогда и не покидали помещения.
И всё же случившееся не было сном, поскольку Якоб Кракель держал в клюве льдинку, излучавшую чудесный золотой свет.
Вся власть чёрного мага основана на принуждении. Ни одно существо, ни одна вещь, даже такая ничтожная, как кастрюля, не станет служить чёрному магу по доброй воле. Поэтому маги вынуждены неустанно удерживать в повиновении всех и каждого, используя для этой цели непрерывное магическое излучение. Если маг хоть на мгновение ослабит контролирующие лучи, то против него немедленно поднимется восстание.
Чем больше силы воли приходилось применять Шуткозлоберу, чтобы противопоставлять парализующим гипнотическим лучам Тираньи свои собственные, тем меньше энергии оставалось у него для того, чтобы держать в повиновении многочисленных духов- элементалов в своём «природоведческом
