Страшно и жутко было коту и ворону. Они ведь не знали, что в действительности происходит в мире после этих пожеланий. А вдруг уже началась самая худшая катастрофа из возможных, и никто больше не в силах её остановить?
Шуткозлобер и Тиранья уже успели заложить за воротник не менее тридцати стаканов. Они едва не падали со стульев. Свои обязательства по злоботворению они уже давно перевыполнили и потому решили воспользоваться остатками пунша для того, чтобы сотворить что-нибудь эдакое для личного применения и побольше наколдовать в своём непосредственном окружении.
— А теперь послушай-ка, моя драгая… ик! дорогая титя Тёти, — забормотал маг. — Не взять ли нам на прицел наших маленьких створоженных… стреноженных… ик!.. восторженных зверюшечек? Ч-ч-что ты насчёт этого… оммозгова…вываешь?
— Хорошая идея, Бельзебубличек, — отозвалась ведьма. — Иди-ка сюда, ко-ко-ко… ко мне, Якобчик, мой бедный, беднень… ик!..кий ворон!
— Однако! — в ужасе захрипел Якоб. — Я уже в полном, мадам, в полном порядке, я совсем здорров, нет, не со мной, не хочу! Помоги-ите!
Он носился по лаборатории в поисках укрытия, но Тиранья уже опрокинула в себя полный стакан, и ей оставалось только — правда, не без труда — сложить следующее заклинание:
И маг, и ведьма — да и сам ворон, признаться, тоже — ожидали, что вот сейчас бедолага совершенно облысеет, его скрючит от боли и он рухнет на пол скорее дохлый, чем живой.
Но вместо этого Якоб внезапно почувствовал, что его украшают роскошные иссиня-чёрные блестящие перья — более прекрасные, нежели когда-либо. Он встопорщил их, выпрямился, постучал себя клювом по груди, расправил правое, а потом левое крыло и, косо повернув голову, осмотрел их.
— Мориц, — закаркал он, — ты видишь то же, что и я, или я совсем теперь стукнутый?
— Я вижу это, — зашептал маленький кот.
Якоб яростно захлопал своими новыми роскошными крыльями и восторженно заорал:
— Уррра-а-а! У меня вааще ничего не болит! Да я как свежевылупившийся!..
Шуткозлобер и Тиранья уставились на ворона остекленевшими глазами.
— Ч-что это, а-а? — пролепетала ведьма. — Ч-что за глупости вытворя… ик! эта нелепая птица? Эт-то всё стопронец… стопронемец… стопроцентно неправильно!
— Тонна Татитата, — заскрипел маг, — ты тут что-то перепупила лопностью… ик!.. полностью! Тебя уже попуншивает… пошатывает, бедная старая ведьма… Теперь уж я тебя одолею… ик!.. ибо я из стены… ис-тин-ный прохвостионал. Ну-с, гляди хорошенько.
Он влил себе в глотку полный стакан и забормотал:
Мориц, который только что чувствовал себя смертельно больным и не мог взять ни единой нотки, внезапно ощутил, как его жалкое, маленькое, толстое тельце выпрямляется, растёт и обретает облик прекрасного кота. Его мех больше не пестрел смешными пятнами, но был поистине белоснежным и мерцал, как атлас, а усы… усы Морица сделали бы честь любому тигру.
Он встряхнулся и молвил голосом, который прозвучал так глубоко и певуче, что тотчас очаровал его самого:
— Якоб, дорогой мой друг, ну как ты меня находишь?
Ворон подмигнул и тихо каркнул:
— Высший класс, Мориц, прямо устрашающе.
— А знаешь что, Якоб, — заметил кот и гордо встопорщил усы, — с этого часа лучше опять называй меня Маурицио ди Мауро.
Он набрал полную грудь воздуха и томно замяукал:
Кот и ворон выскочили в окно. Но, к счастью, маг и ведьма этого даже не заметили.
Между ними опять вспыхнул лютый спор. Каждый заплетающимся языком обвинял другого в совершённой ошибке.
— Это ты прохвостионал? — вопила Тиранья. — Как бы мне не рассмеяться, Бублик, ха-ха. Да ты просто… ик!.. бубликодырка, вот ты кто… и неумёха.
— Что ты себе позволяешь? — ревел в ответ Шуткозлобер. — Не смей меня обскоблять… оскорблять, ты, старая ледитанка… дилетантка… ик!.. задевать мою провас… профас… профессиональную честь!
Каждый решил окончательно разделаться с соперником. Они собирались взаимно наколдовать друг другу дряхлость, отвратительную внешность и смертельные болезни. Поэтому они одновременно хватили по полному стакану и проорали хором:
