Он сел на краешек стола. Взял ее руку. Вид его был необычным: потерянным и каким-то мальчишески- отчаянным, словно начальник отдела убийств решался на некий важный и трудный поступок.
– Кать, ты свободна сегодня вечером? – спросил он.
Она хлопала глазами: что это с ним? Предложение сделает, что ли?
– Д-да. А что?
– А ты можешь позвонить своему другу детства, ну Мещерскому? Прямо сейчас?
– М-могу. Он дома. А зачем?
– Мне позарез нужна помощь в одном деле. Могли бы мы прямо сейчас все вместе к тебе поехать?
– Могли бы. И к Мещерскому тоже. К нему ближе. Но зачем, Никита?
– Ты ему позвони, пожалуйста, а? Я подожду.
Катя, убежденная даже не словами его, а странным видом, быстро набрала номер князя. Тот сначала даже растерялся.
– Конечно, мы поможем, только… В общем, приезжайте. Жду. А что случилось-то?
– Ой, не знаю, Сережа.
Не объяснил ничего Колосов и в машине, послушно направляя ее путем, указанным Катей. У дома Мещерского на Яузской набережной он немного помедлил, словно никак не мог заставить себя войти в темный подъезд. А Катя лихорадочно размышляла: надо ли звонить Вадьке? Было бы нечестно не поставить его в известность, однако…
– Я прошу прощения, что навязался вот так бесцеремонно, – Колосов крепко пожал руку Мещерскому, широко распахнувшему входную дверь. – Но мне срочно надо проверить один факт. Версию. И мне нужны свидетели – хорошие, порядочные люди, которым поверят.
– Да вы проходите в комнату, – пригласил озадаченный Мещерский.
– Нет, нам лучше на кухне побыть. Там пол – линолеум? В случае чего,
Катя и князь тревожно переглянулись.
– Глупости это с полом, проходите вот сюда, – Мещерский провел их в «географическую». – Присаживайтесь.
Никита на обстановку квартиры не обратил никакого внимания. Он опустился на диван и осторожно достал из нагрудного кармана черной щегольской рубашки… шприц и маленький пузыречек, до половины наполненный бесцветной жидкостью.
– Вот. Такие дела у нас, ребята, – поднял глаза на Катю и тут же опустил. – Мне тут надо проверить одну…
Катя быстро схватила шприц и спрятала руку за спину.
– Ты сошел с ума, – прошипела она. – Что это такое? Откуда ЭТО у тебя?
– Это… Ты правильно догадалась. ТО самое и есть. Я в лабораторию ЭТО не все отдал, только то, что у Ольгина при задержании изъял. А это, – он дотронулся до пузырька, – от обезьян осталось. От Хамфри, помнишь, я тебе про него рассказывал? Здесь пять миллиграмм. Это мне Званцев вручил в тот же день. Отдай шприц, Катюша.
– Ни за что!
– Пожалуйста. Ну я прошу.
– Нет!
Мещерский, точно у ребенка игрушку, отнял у нее шприц. Он был серьезен, бледен и как-то торжественен, словно понимал то, чего не хотел словами объяснять Колосов.
– Ты хочешь этот наркотик, эту гадость себе… – лепетала Катя.
– Это не наркотик. – Никита расстегнул пуговицы рубашки. – Извините, ребята, придется вам на мое неглиже полюбоваться.
Мышцы у него были почти как у Кравченко – налитые, накачанные. Он прикрыл рубашкой диван, словно боялся напачкать.
– Сергей, у тебя есть газета или что? Пол застелить. А то, если меня выворачивать начнет, я тебе весь интерьер уделаю.
Мещерский только махнул рукой.
– Вы… Ты послушай, Никита, ты хорошо подумал, прежде чем вот так поступить? – спросил он тихо.
– Хорошо. И это очень важно для меня. Сначала будет больно, вы только, ребята, не пугайтесь. Это пройдет. Надо перетерпеть – и все. Главное – «Скорую» не вздумайте вызывать. Поняли? Все, что будет, произойдет по плану. Я, правда, не могу сказать точно, что со мной сотворится, но вы сами смотрите, наблюдайте внимательно. Мне нужны свидетели.
– Ну зачем тебе это? Куда ты лезешь? Ты с ума, что ли, сошел? – Катя чуть не плакала. – Этот Ольгин свихнулся, в монстра превратился, и ты того же хочешь? Ты напился, что ли?
– Я трезвый как стеклышко, – он слабо улыбнулся. – Знания только трезвой голове нужны, Катерина Сергеевна. Ладно, кто не рискует… Словом – глядите. И если что – ты, Сережа, со мной не церемонься.
Он надел иголку на шприц, проколол резиновую пробку, набрал поршнем жидкости.
– Подожди секунду. – Мещерский метнулся в другую комнату и появился уже с маленькой видеокамерой
