– Честный ответ. Ты подозреваешь, что он или какая-то другая обезьяна как-то вырвалась из клетки, убежала в лес и набросилась на прохожую?
– Я и об этом думаю.
– А чем убили Калязину?
– Камнем. Его нашли в луже, неподалеку от тела.
– А разве шимпанзе дерутся камнями? Разве они вообще дерутся? Я что-то не слыхала, – Катя передернула плечами. – Я в зоологии не сильна, но, по-моему, они мирные вегетарианцы. Их вон в цирках держат, дрессируют. И Хамфри, ты говорил, цирковой.
– Был. Но его отчего-то оттуда убрали. И он агрессивен. Это доказано: его реакция на меня, его нападение на Калязину зимой, тот укус – словно овчарка впилась. Да ты его клыков не видела!
– И все же, Никит, это невероятно. – Катя облокотилась на стол. – Вообще ты интересно мыслишь. В детективах описаны случаи совершения убийств человекообразной обезьяной. У Эдгара По, например. Но там сыщик приходит к этому выводу, перебрав великое множество версий, так сказать, вполне человеческих, где преступник реален, обычен. И только потом уже, отвергнув их все, предполагает виновником убийства орангутанга. А ты сразу берешь за основу самую фантастическую версию!
– Я, Кать, все понимаю, но и ты пойми меня: если бы ты его только видела в тот момент!
– Я вообще-то обезьян не переношу, – Катя поморщилась. – Они так уродливы и так на нас похожи. Как злая карикатура. Мне больно думать, что мы от них произошли. Но получается, что… «не на профессора, а на обезьяну бросился Рой», – процитировала она зловеще. – Это «Человек на четвереньках» Конан Дойла. Там один ученый хотел омолодиться и вводил себе какую-то сыворотку из макаки. Ну и превращался в какое-то страшилище, а овчарка Рой его чуть не загрызла. Может, и они там на базе опыты какие-нибудь проводят на обезьянах?
– Может, – Колосов хмурился. – Наверняка проводят, сами же говорили. И все как-то здесь слишком связано. И все к этой базе, к этому институту… Опыты не опыты, а что-то там происходит. Странное.
– Ну хорошо, а как же привязать сюда те ископаемые черепа, что ты видел в музее? Этот Ольгин. – Катя запнулась, она пока не хотела говорить, что уже успела побывать там и даже познакомиться и с Ольгиным, и с хранительницей коллекции Балашовой. – Он сказал, что неандертальцы были каннибалами? Мозги своих сородичей ели?
– Да.
– Ужас какой! Неандертальцы – это ведь древние люди?
– Не знаю я, Кать. Ничего я не знаю про них. То, что в школе учили, давно забыл. Не силен я в каменных веках, но чувствую, повторять придется.
– Ну и как же все-таки связать вместе этот след, подозреваемого – шимпанзе и повреждения черепа Калязиной, которые, как ты говоришь, похожи на повреждения ископаемых черепов? – спросила Катя тихо.
Никита пожал плечами и усмехнулся безнадежно:
– Я и не только это не знаю, как увязать. Я и начало всей этой истории не знаю теперь, как оценивать.
– Давай-ка рассказывай, – велела Катя и включила электрочайник. – У меня даже в горле пересохло от твоих историй. Ужас какой-то!
– Вот, а ты статьи свои сочиняешь и романы. – Он смотрел на нее печально. – Жизнь, она хлеще всякого романа. Так и бьет, так и лупит… Ну ладно. Началась вся эта история семнадцатого апреля. Утром шли на станцию жители поселочка Ильинское – это, если знаешь, недалеко от Жуковского.
– Еще бы не знать! Там дачи отличные! Ну и что?
– Шли себе, шли и наткнулись на труп гражданки Захаровой Надежды Павловны, семидесяти трех лет. Прежде она на разъезде была станционной рабочей, затем вышла на пенсию. Жила в Ильинском. Домишко свой дачникам сдавала, коз держала, кур. Как сказал эксперт, умерла она между семью и восемью часами утра. Когда на нее наткнулись – тело еще теплым было. Напали на нее недалеко от платформы – она то ли в Жуковский, то ли в Люберцы зачем-то собиралась ехать. Кто-то подкрался к ней сзади, сбил с ног и размозжил голову. Я сам туда выезжал. В общем, зрелище жуткое: вместо головы – одна кровавая лепешка. Одежда – пальто, платье, кофта – порвана, перепачкана грязью. Однако ничего не украдено. Деньги, крестик серебряный, сберкнижка – она все свое с собой носила… Орудия преступления мы тогда не нашли. Но предполагали, что это либо кирпич, либо увесистый камень. А следы там, к сожалению, все затоптали еще до прибытия опергруппы. Там словно стадо слонов прошлось: электрички прибывали, ну, все любопытные сразу туда – кого убили и все в этом роде.
Была там одна неувязка: старушка шла на станцию тем же путем, каким всегда ходила. Мы это выяснили: по своей улице, а затем поворот на дорожку за гаражами. Там на нее и напали, однако затем… Место там глухое, тихий закоулок, казалось бы – чего ему лучше, чем там с ней забавляться? Так нет. Оглушив ее, нападавший почему-то оттащил ее ближе к станции и там уже бил ее по голове до тех пор, пока не вколотил все кости в грязь. И там, где он это делал, – место открытое, народ то и дело может с электрички пойти, так что у него и было-то в запасе всего минут семь, не больше. Захарову не изнасиловали, хотя одежду порвали весьма жестоко. Жестоко и как-то хаотично: рукав пальто оторван, пола, часть воротника в клочья – в общем, сила должна быть приличная, чтобы тряпки эти вот так располосовать.
Катя сидела не дыша. Колосов посмотрел в свою чашку и продолжал:
– Второй случай произошел двадцать девятого мая в поселочке Брянцево.
– Брянцево? Так это же от Новоспасского в двух шагах. Там по шоссе и… – прошептала Катя.
– Именно. В общем, все это примерно в одном районе происходит. Территории разными ОВД обслуживаются, но район-то один – в радиусе нескольких километров, если считать от…
– От базы, да? – спросила Катя тревожно.
Никита снова тяжко вздохнул.