Колосов молчал. Потом спросил:
– Ну и какова получилась сумма ущерба?
Старичок молча передал ему список.
Никита просмотрел его, с раздражением цепляясь за латинские названия, написанные быстро и неразборчиво, – чувствовалось, что заведующий серпентарием дружит, и давно, с латинским алфавитом, – и удивленно свистнул:
– Ничего себе! Так много!
– Это все исчезающие виды. Очень редкие. Почти все запрещены к экспорту из тех стран, где они еще обитают. Обмен производится только через зоопарки и научно-исследовательские центры.
– Выходит, вор отлично разбирался в этих ваших ложноногих. Брал тех, что подороже, а дешевых игнорировал?
– Выходит, так.
– Ну и как же вы все это можете объяснить? – удивился Никита, уже в который раз он наблюдал за реакцией старичка.
Тот вздохнул.
– Ну хорошо. Кто в последние недели был вхож в этот ваш серпентарий? – Колосов приготовился записывать.
– Все наши – то есть я, Олег, Зоя, Женя, Александр Николаевич – но он отсутствовал последнюю неделю, и… и все.
– А Калязина?
– Нет. Она никогда не подходила к серпентарию. У нее чувство страха всегда превалировало…
– Но здесь на базе есть ведь, наверное, какие-нибудь посторонние – рабочие, завхоз, например?
– В это лето обязанности завхоза выполняет Званцев. Сейчас здесь не так много работы. А рабочие… когда необходимо что-то сделать: наладить аппаратуру там, то приезжают из института вместе со снабженческим транспортом. Тут, к сожалению, режим жесткой экономии. Институт вынужден…
– Так, ясно. Чужих, выходит, тут не бывает. Никогда?
– Во всяком случае, кроме вас – сотрудников милиции, я здесь больше никого не видел. Ольгин очень строго следит за этим.
– Но ведь сейчас его нет на базе.
– Почему нет? Он вчера утром приехал. Я же сказал: они вместе с тем майором…
– Вчера? – быстро перебил его Никита. – А на какой электричке, не знаете?
– Той, что прибывает из Москвы без пяти десять.
– Ага. – Колосов вздохнул: опять туфта какая-то. – Своим ходом, без институтской машины… – Итак, вы говорите,
– Ну, – старичок задумался. – Не знаю, как насчет краденых, но сейчас есть очень богатые люди – любители экзотики, коллекционеры, затем в бывших наших республиках…
– В СНГ, что ли?
– Да, никак не могу привыкнуть к этой аббревиатуре, там и центры имеются, и зоопарки. За рубежом тоже… Наконец, цирки тоже могут проявлять интерес. Питоны, удавы часто используются в цирковых номерах.
– М-да-а, – Никита усмехнулся. – Цирка мне вот только не хватало. Остальное все вроде есть. Полный набор.
Он покинул серпентарий хмурый как туча. Полуденное солнце било в глаза. Горячий ветерок доносил пряный аромат настурций с цветочной клумбы, разбитой перед «жилым сектором».
У ворот слонялись Женя и участковый.
– Послушайте, Женя, я вас вот о чем хотел спросить, – Никита пытался ухватиться за одну свою мысль, мелькнувшую еще там, в серпентарии, но затем ускользнувшую. – Вы какой электричкой сегодня приехали?
– Восьмичасовой, – ответил лаборант испуганно.
– Восьмичасовой, так… А вот в тот день, когда убили Калязину, вы же ее вроде бы сменщиком были, да?
– Да.
– А тогда во сколько вы прибыли?
– Тоже восьмичасовой электричкой.
– А сюда, на базу, во сколько подошли?
– В полдевятого уже там в будке, – Женя кивнул на домик-дачу с кирпичной верандой, – сидел. А что?
– А у ворот с Серафимой Павловной вы тогда не столкнулись? Ну, когда она домой уже собиралась? Там и Зоя Петровна еще была, у ворот-то… А может, потом их видели?
