Колосов вкратце изложил Мещерскому показания Изумрудова. – Я его сегодня отпустить хотел. Оснований- то его дольше держать нет, да тут вот вызов сюда.
– Ты его собирался выпустить? Значит, ты ему поверил?
– Нет, Сережа, тут одно из другого не вытекает.
– Но раз он у вас, значит, он… он не причастен к убийству Ткач.
– Не причастен. Или кто-то очень хочет уверить нас в этой его непричастности к тем двум другим убийствам, – Никита мрачно глядел в сторону флигеля. – По крайней мере одного такого доброхота я прямо сейчас могу тебе назвать. Это в продолжение той занятной темы о венчании…
– Но Салтыков…
– Давай сначала послушаем Захарова. Хорошо? А потом будем обсуждать. Кстати, а сам-то ты как тут сегодня оказался? Вы же вчера вечером с Катей уехали отсюда?
– Салтыков мне утром позвонил и вызвал меня сюда, – Мещерский провел по лицу рукой. – И если честно, я до сих пор не понимаю, зачем я ему тут понадобился.
Кулешов подвел Захарова. Мещерский увидел перед собой маленького благообразного старичка в болоньевой куртке и кепке. Вид у него был потрясенный.
– Убили, неужели опять убили? – восклицал он горестно, с трудом влезая в тесный салон передвижной кримлаборатории, ставшей на это время оперативным штабом. – Николай сказал мне, – он обернулся на подсаживавшего его Кулешова, – это Малявина Дениса жена гражданская. Бедный Денис Григорьевич… Вот горе-то-несчастье… Он ведь любил-то ее как! Тыщи ей под ноги швырял, было время. Дело-то свое из-за нее загубил на корню – все шубы ей покупал норковые да кольца золотые. Ну а она-то сама красавица была – тут уж ничего не скажешь, прямо Венера Милосская. Вот горе-то… А помните, молодой человек, что я вам тогда говорил? – обернулся он к Колосову. – Так просто все это не кончится. Не кончится – помяните мое слово.
Никита как раз этих слов Захарова не помнил – хоть убей. Прошлая их беседа оставила у него странный осадок. Старичок Захаров вроде был и словоохотлив, и правдив, и вместе с тем – и вот как раз это Никита помнил очень отчетливо – создавалось впечатление, что он что-то, быть может, очень важное умышленно недоговаривает. Никита помнил и доктора Волкова – тот тоже давал свои показания, что называется, поэтапно. Возможно, все это простое совпадение. Но сейчас, после третьего по счету убийства, Никита в простые совпадения уже не верил.
– Вы что-то видели, Алексей Тимофеевич? – спросил он.
– Видеть-то я видел, да вот только не знаю, что я видел, – Захаров снял кепку. – Вы-то, милиция, по дворам пошли людей спрашивать. Что ж, верно, а что еще в таком случае делать? Спрашивали вон соседей моих – может, кто что подозрительное утром сегодня заметил. А я-то утром и не видел ничего, и не слышал, потому как с внуком занимался. Супруга-то моя сегодня чуть свет в город отправилась. Талон у нее в поликлинику к глазному. Катаракта ее мучает, вот операцию хотят делать. Ну, она-то уехала, а я с внуком остался. Пока выкупал его, пока кашу овсяную сварил. Ест он у нас плохо, прямо с барабанным боем. Особенно кашу. Что-нибудь вкусное – это сразу подметет, а кашу нет. Хитрец – четвертый годок ему пошел. Педагогика советует в таком возрасте быть с детьми особенно…
– Что вы все-таки видели? – перебил его Никита. У него снова возникло ощущение: Захаров заговаривает им зубы, намеренно уклоняясь от… От чего?
– Вчера дело было. Вечером. Поздно, – Захаров насупил седые брови. – Дождик моросил. Ну а у нас электричество погасло. Сейчас то и дело гаснет. Как раз на вечерних новостях телевизор выключился. Ну, я и вышел на улицу поглядеть – на нашей это улице линия выключилась или во всем поселке света нет. Дом- то мой, вы видели, где стоит. Место высокое. Дорога в обе стороны хорошо просматривается. Ну, значит, и увидел я, как машина проехала на большой скорости. Фары у ней горели ярко. Я к соседям Парамоновым зайти хотел – насчет света потолковать. Они вроде движок собирались себе купить автономный. Ну, повернулся идти, гляжу, а та машина, что проехала, медленно так по дороге ползет. И потом вовсе остановилась. Фары у нее мигнули и погасли. Ну, тут уж ее почти не видно стало. Я подумал – сломалась, наверное, посреди дороги. И пошел к Парамоновым.
– И это все, Алексей Тимофеевич?
– Погодите, не все. Я этому и значения большого не придал. Мало ли. По нашим дорогам ездить, да чтоб целой машина была? И машин-то таких на свете нет. Вон Малявин Денис, хоть и иномарка у него, а сколько раз вот так загорал? Сходил я, значит, к Парамоновым. А они без света уж спать ложатся. Тут не до разговоров. Тогда решил я к дороге спуститься – там у нас трансформаторная будка. Думаю, пойду проверю – если там в будке внутри гудит, значит, свет скоро дадут. Примета верная, апробированная. Иду. Темно. Вдруг слышу – шаги. Бежит мне кто-то навстречу. Ближе, ближе – гляжу, вроде женщина в светлом таком плаще коротком. Поравнялась она со мной и… Знаете, молодые люди, лошадь иногда так в сторону шарахается, себя не помня, когда волка увидит. Не по себе мне стало, честно скажу, когда лицо этой девицы я увидел. Белая вся, глаза ненормальные, дикие. На груди вот тут плащ нараспашку, кофточка разорвана. Лифчик, извините, наружу. Волосы мокрые, плащ тоже мокрый, в грязи весь. Так это видение ночное меня поразило – я прямо языка лишился. Стою на дороге столбом. А она что есть мочи прочь от меня – только плащ парусом раздувается. Пропала она из виду в темноте, и тут только я в себя пришел и вспомнил: ведь девица-то эта мне знакомая. Видел я ее несколько раз. В Лесное она часто приезжает из Москвы, и брат у нее есть. Он часто в сельмаг наш за пивом на машине заскакивает. Берет всегда помногу. Чуть ли не ящик. Вера-то, продавщица, не нарадуется – золотой, говорит, клиент. Молодой такой парень, здоровый, рослый, на спортсмена похож. А эта девица – сестра его – тоже молодая, худенькая…
– Никита, это ведь Аня Лыкова! – воскликнул Мещерский, забывшись. – А когда вы ее видели, во сколько?
– Да говорю же, вчера вечером. Поздно. Часу в одиннадцатом это уж было.
– Лыковы вчера из Лесного уехали около десяти вечера, – шепнул Мещерский Колосову.
– А Марину Ткач убили сегодня примерно в половине девятого утра. То есть спустя почти двенадцать часов. Меня сегодняшнее утро гораздо больше интересует, – ответил Никита.
– Но я не понимаю… Они же с Иваном вчера уехали вместе, на моих глазах. Что произошло там, на дороге? Чего Аня так испугалась? От кого она бежала? Где сейчас? Где Иван?
– Убили Марину Ткач, – тихо повторил Никита. – Я понимаю, Сережа, твою тревогу о своих родственниках. Дай срок – отыщем, выясним. А пока… Алексей Тимофеевич, простите, отвлеклись, и что было потом?
