Между тем парни приближались к нему не торопясь, уверенные в своей силе и неуязвимости. Тот, у которого была цепь, раскручивал ее, готовясь нанести смертельный удар по голове. Второй достал нож и небрежно поигрывал им, вертя в пальцах.
Цепь раскручивалась все сильнее и сильнее, сливаясь в один блестящий диск. Володя уже не видел увесистой болванки на конце. Ее тяжелое жужжание, по замыслу владельца, должно было воздействовать на психику жертвы. Локис догадывался, что вот-вот последует удар сверху. Но у этих ребят, видимо, был давно отработанный способ нападения. Первым на Володю напал тот, у кого был нож. Он бросился так неожиданно, что Локис едва не пропустил удар в бок. Перехватив руку, в которой был нож, за запястье, Володя сделал шаг назад, увлекая противника за собой и закрываясь им, как щитом, от второго. Это оказалось своевременной мерой. Мимо его лица с тугим гулом пронеслась болванка на цепи и врезалась в позвоночник парня, которого Локис продолжал удерживать перед собой. Тот взвыл дурным голосом, запрокинувшись всем корпусом назад и роняя нож. Володя тут же ударил его локтем в открывшийся кадык. Юнец захрипел и обмяк. Локис оттолкнул его под ноги его же товарища. Он прекрасно понимал, что у него не так уж и много времени для того, чтобы разделаться со вторым противником, начинавшим опять раскручивать цепь. Хрипящий парень отползал в сторону, пытаясь что-то сказать. Локис с размаху, без всякой особой техники, врезал ему ногой снизу, как по футбольному мячу. В животе у парня что-то булькнуло, и он завалился на бок, суча ногами. Его товарищ, видя, что «напарник» не способен ни нападать, ни обороняться, перестал раскручивать свое оружие и махнул им наотмашь, видимо, рассчитывая поразить Локиса боковым ударом. Володя нырнул под цепь, одновременно делая шаг вперед, чтобы сократить расстояние между собой и противником. На короткой дистанции цепь была неопасна. Едва грузик со свистом пронесся над его головой, Володя коротким ударом в печень заставил парня согнуться. Цепь, которую он крутил над головой, изменив траекторию, со всего маху ударила своего «хозяина» по затылку. Тот без стона рухнул к ногам Локиса. Володя тут же отступил назад, готовый отразить очередную атаку…
И тут он услышал громкие аплодисменты. В пылу драки он даже не заметил, как вокруг них собрались зрители – обитатели ночлежек, большие любители подобных зрелищ.
Чертыхнувшись, Локис поискал взглядом Анну и, не найдя, начал продираться через собравшуюся толпу.
Глава 22
Гудаев мерил шагами камеру. Мысли его путались, перескакивая с одного на другое. И сколько он ни пытался сосредоточиться на чем-то одном, самом важном, у него никак не получалось.
Судебное заседание должно было состояться завтра, а адвокат к нему так и не пришел. Правда, в новостях мелькнуло его лицо, но что при этом говорили, Салман не понял. Куда-то исчез и Ратуев. Его мобильный телефон не отвечал. Неизвестность угнетала Гудаева значительно больше, чем возможная перспектива угодить на несколько лет во французскую тюрьму. Угнетало и вынужденное безделье. Но теперь Салман начинал бояться, что на пост главы халифата выберут другого. В этом случае ему пришлось бы распрощаться с сытой жизнью, которую он вел все эти годы. Денежный поток, который нескончаемо тек в фонд «Северокавказского халифата», прекратился бы. Точнее, он не прекратился бы, а просто перешел бы под контроль другого человека. Например, того же Асланова. В этом случае Гудаеву пришлось бы срочно искать новую страну для «политического убежища». Кадыр ни за что не потерпел бы возле себя авторитетного конкурента. Он нашел бы способ свалить его, Салмана, в «волчью яму». Да так, чтобы он оттуда не выбрался. Конечно, у Гудаева была уверенность, что верный Гайси уничтожит Асланова и тех из его людей, кто не захочет перейти на сторону Салмана. Людей у Ратуева для подобной акции достаточно.
Но с другой стороны, опытные бойцы были и у Асланова. И не просто опытные, а прошедшие специальную подготовку и хорошую школу реальных боевых действий. В чеченской диаспоре ни для кого не было секретом, что ряд терактов в Европе был организован именно Аслановым. При этом он умудрился представить все так, что виноватыми оказались арабы. Впрочем, те и сами не отказывались от этой «чести».
Дверь камеры открылась, и в нее вошел Анри Коновью. Гудаев замер, вопросительно глядя на конвоира.
– У меня для вас неплохие новости, месье, – проговорил он, как всегда улыбаясь. – Похоже, что вас вот-вот отпустят на волю.
– Откуда такие сведения? – быстро спросил Салман.
– Нам звонили из префектуры Иль-де-Франс, – ответил Коновью, – приказано вас срочно туда доставить. Я, конечно, не знаю, для чего, но мне кажется, для того, чтобы выпустить…
Гудаев пожал плечами.
– При чем здесь префектура? – хмыкнул он, садясь на кровать. – Насколько я знаю, у вас все решает суд, а не полиция.
– Суд – да, – конвоир прошелся по камере, – но дело в том, что ведь именно префектура полиции ходатайствовала о том, чтобы привлечь вас к ответственности. Она выдвигала против вас обвинения. Наш директор сейчас готовит для вас сопроводительные документы. Не думаю, что это займет много времени. Соберите пока ваши вещи, я провожу вас в специальную камеру.
Коновью протянул Гудаеву специальный пакет. Салман с усмешкой взял его.
– Вы полагаете, что у меня много вещей? – проговорил он. – Коран – ваш, зубная щетка – ваша. Даже мыло и полотенце мне выдали здесь. Так что тара мне не нужна…
Коновью пожал плечами.
– Тогда сложите постель, – сказал он, поднимаясь, – и пойдемте…
В фильтрационной камере был только стул и стол. Гудаеву принесли его одежду и сумку, выдали личные вещи, попросили расписаться. Все это они делали механически. В голове кружились мысли о том, что если его освободят сегодня, то ему просто некуда идти. Деньги у него, конечно, есть, и он может добраться до Ратуева. В крайнем случае снять номер в гостинице.
Переодевшись, Гудаев быстро набрал номер мобильника Гайси. Приятный, но какой-то равнодушно- холодный женский голос сообщил Гудаеву, что телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа.
– Где тебя носит, щенок?! – выругался Салман, нажимая кнопку отбоя.
Он спрятал телефон в карман и обхватил голову руками. Он просил Ратуева помочь ему сбежать. И если только сейчас он готовит эту акцию, то тогда все пропало! Придется срочно покидать Францию, какое-то время скрываться, потом давать объяснения и так далее. Какое-то время заниматься делами СКХ будет некогда, а это чревато нехорошими последствиями. Салман уже несколько раз пожалел том, что приказал Ратуеву освободить его. Это решение он принял, находясь на грани отчаяния, когда считал, что все пропало, что свободу надо получить любым путем. Но сейчас, когда все удалось решить мирным путем, «фейерверки» на парижских улицах совершенно не нужны. Ничего, кроме неприятностей, они не принесут. Но как предупредить об этом Ратуева? Гудаев в сердцах стукнул себя кулаком по колену.
Лязгнул железный засов, на пороге стоял все тот же Коновью.
– Документы готовы, – сказал он, – мы можем ехать.
– Анри, вы можете изменить маршрут? – вдруг попросил Гудаев.
Конвоир с удивлением осмотрел Салмана.
– По инструкции я, – почесав висок указательным пальцем, ответил Коновью, – должен сообщить об этом своему начальству.
– Не надо ничего и никому сообщать, – с жаром заговорил Гудаев. – Просто поверьте мне, маршрут надо изменить! Просто необходимо это сделать!
– Простите, месье, но я не могу это решать самостоятельно.
– Тогда я никуда не поеду, – Салман начал решительно снимать пиджак.
– То есть как не поедете?! – У Анри округлились глаза. – Вы не имеете на это права. Что вообще происходит?
Гудаев промолчал, аккуратно вешая пиджак на пластиковые плечики. Конвоир занервничал. Он окликнул кого-то из своих коллег и, когда тот подошел, принялся торопливо объяснять ему сложившуюся ситуацию. По мере того что говорил Анри, лицо француза вытягивалось. Когда конвоир замолчал, тот что-то сказал, обращаясь к Гудаеву.
